– Что это значит?
– Это часть конституции. Это значит, что у тебя есть право молчать даже на свидетельском месте, чтобы твои слова не истолковывались против тебя. Понимаешь?
Кэти кивнула, а Элли вернулась к адвокатскому столу и села.
– Расскажите нам, пожалуйста, как вы убили своего ребенка, – повторил Джордж.
Кэти бросила взгляд на Элли.
– Я ссылаюсь на Пятую поправку, – с запинкой произнесла она.
– Какой сюрприз, – пробубнил Джордж. – Тогда ладно. Вернемся к началу. Вы лгали отцу, чтобы видеться с братом в колледже. Вы делали это с двенадцати лет?
– Да.
– А сейчас вам восемнадцать.
– Да, верно.
– За эти шесть лет ваш отец так и не узнал, что вы навещали брата?
– Нет, не узнал.
– И вы могли бы продолжать лгать?
– Я не лгала, – сказала Кэти. – Он никогда не спрашивал.
– За шесть лет он ни разу не спросил, как вы провели выходные с тетей?
– Мой отец не говорит о моей тете.
– Какая удача! Но вы скрывали от брата, что спите с его соседом по комнате?
– Он…
– Нет, дайте угадаю. Он никогда не спрашивал, верно?
Смутившись, Кэти покачала головой:
– Нет, не спрашивал.
– Вы не говорили Адаму Синклеру, что он отец вашего ребенка?
– Он уехал за границу.
– Вы никогда не говорили о вашей беременности матери или кому-то еще?
– Нет.
– А когда наутро после рождения ребенка к вам домой приехала полиция, вы им тоже солгали.
– Я не была уверена, что это произошло на самом деле, – произнесла Кэти тонким голосом.
– Ну перестаньте. Вам восемнадцать лет. У вас был секс. Вы знали, что беременны, пусть даже не хотели в этом признаваться. В вашей общине вы видели множество женщин, рожавших детей. Вы пытаетесь сказать мне, что не знали, что произошло с вами той ночью?
Кэти снова беззвучно плакала:
– Не могу объяснить, что было с моей головой, но что-то было не так. Я не понимала, что происходило на самом деле. Мне не хотелось верить, что это мне не приснилось. – Она сжала в руках край фартука. – Я знаю, что сделала что-то нехорошее. Я понимаю, что пришло время ответить за случившееся.
Джордж наклонился к ней совсем близко:
– Тогда расскажите нам, как вы это сделали.
– Я не могу об этом говорить.
– А… Ну правильно. Точно так же вы решили, что, если не будете говорить о своей беременности, она исчезнет. И не сказали людям, что убили своего ребенка, полагая, что они никогда ничего не узнают. Но так не бывает, Кэти. Даже если вы не расскажете нам, как убили своего ребенка, он все равно мертв.
– Протестую! – подала реплику Элли. – Это унижает свидетеля.
Кэти скорчилась на стуле, рыдая в открытую. Джордж бросил на нее взгляд, потом пренебрежительно отвернулся:
– Беру свои слова назад. У меня все.
Судья Ледбеттер вздохнула:
– Сделаем перерыв на пятнадцать минут. Мисс Хэтэуэй, вам стоит отвести куда-нибудь вашу клиентку, чтобы она успокоилась.
– Конечно, – откликнулась Элли, раздумывая, как помочь Кэти собраться с силами, хотя сама она разваливалась на части.
Неопрятная комната для консультаций кое-как освещалась мигающими и шипящими лампами дневного света. Элли уселась за безобразный деревянный стол, носящий следы застарелых кофейных пятен. Ее клиентка, рыдая, стояла у доски в передней части комнаты.
– Мне бы хотелось посочувствовать тебе, Кэти, но ты сама на это напросилась.
Элли отодвинулась от стола и повернулась спиной к своей клиентке. Может быть, если не смотреть на Кэти, ее рыдания не будут звучать так громко. Или удручающе.
– Я хотела, чтобы все закончилось, – запинаясь, сказала Кэти; у нее было распухшее красное лицо. – Но вышло не так, как я ожидала.
– Ах, нет? А чего ты ожидала? Что, как в кино, ты сломаешься и присяжные сломаются вместе с тобой?
– Просто я хотела, чтобы меня простили.
– Ну, не похоже, чтобы это произошло прямо сейчас. Ты просто послала своей свободе прощальный поцелуй, детка. Забудь о прощении Церковью. Забудь о том, что увидишь родителей или будешь любить Адама.
– Сэмюэл сделал мне предложение, – с несчастным видом прошептала Кэти.
Элли фыркнула:
– Наверное, ты захочешь ему сказать, как трудно получить супружеское свидание в исправительном учреждении штата.
– Не нужны мне супружеские свидания. Не нужен мне другой ребенок. Что, если я…
Кэти неожиданно умолкла и отвернулась.
– Если ты – что? – откликнулась Элли. – Задушишь его в минуту слабости?
– Нет! – Глаза Кэти вновь наполнились слезами. – Дело в той болезни, той бактерии. Что, если она еще сидит во мне? Вдруг я передам ее всем своим детям?
Над головой Элли зашипела и лопнула лампа. Она медленно перевела взгляд на Кэти, заметив, что пальцы девушки вцепились в толстую ткань лифа платья, словно пытаясь выскрести оттуда эту самую болезнь. Она вспомнила, как Кэти однажды рассказывала ей, что приходится признаваться во всякой вине, которую вменяет тебе дьякон. И она подумала, что девушка, привыкшая к обвинению во всех смертных грехах, услышав показания патолога, могла взять на себя вину за что-то, являющееся на самом деле несчастным случаем.
Она взглянула на Кэти и разгадала ход ее мыслей.
Элли пересекла комнату и схватила девушку за плечи.
– Скажи мне сейчас же! – приказала она. – Расскажи, как ты убила своего ребенка.
– Ваша честь, – начала Элли, – мне хотелось бы провести перекрестный допрос.
Она чувствовала, что Джордж смотрит на нее как на полоумную, и не без основания. Поскольку признание Кэти попало в судебные протоколы, Элли мало что могла сделать для устранения нанесенного ущерба. Она смотрела, как Кэти, бледная и взволнованная, вновь поднимается на свидетельское место, садится и беспокойно ерзает на месте.
– Когда прокурор спросил тебя, убила ли ты ребенка, ты сказала «да».
– Это так, – откликнулась Кэти.
– Когда он попросил тебя описать способ убийства, ты не захотела говорить.
– Да.
– Теперь я спрашиваю тебя: ты задушила ребенка?
– Нет, – пробормотала Кэти срывающимся голосом.
– Ты намеренно прервала жизнь ребенка?
– Нет. Ни в коем случае.
– Как ты убила своего ребенка, Кэти?
