– Боже правый… – поежившись, прошептала она.
Лиззи несколько раз встречалась с убийцами. Мужчина, из-за пачки «Кэмел» зарезавший хозяина ночного магазина; парень, насиловавший девушек-студенток и оставлявший их истекать кровью на полу общежития; женщина, выстрелившая в лицо своему спящему мужу, который жестоко с ней обращался. В этих людях было нечто, наводившее Лиззи на такую мысль: если открыть их, как матрешку, в середине окажется горячий тлеющий уголек.
Но это совсем не подходило к амишской девушке.
Лиззи стянула с себя спортивную одежду и пошла в душ. Пока девушке не ограничили свободу передвижения и формально не обвинили, Лиззи хотела заглянуть в глаза Кэти Фишер, чтобы понять, что же у нее за душой.
Лиззи вошла в палату в четыре часа утра, но Кэти не спала. Она была одна. С удивлением она посмотрела на детектива широко раскрытыми голубыми глазами:
– Здравствуйте.
Улыбнувшись, Лиззи села у кровати:
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше, – тихо произнесла Кэти. – Сил прибавилось.
Лиззи взглянула на книгу в руках Кэти. Это была Библия.
– Мне ее принес Сэмюэл, – сказала девушка, смущенная хмурым выражением лица женщины. – Разве это здесь запрещено?
– О нет, разрешено, – ответила Лиззи и почувствовала, как закачалась башня доказательств, которую она тщательно возводила целые сутки: эта девушка из амишей; может ли одна эта вопиющая несообразность разрушить башню? – Кэти, врач сказал, что с тобой приключилось?
Кэти подняла глаза. Засунув палец в Библию, она с шуршанием страниц закрыла книгу и кивнула.
– Когда я говорила с тобой вчера, ты сказала мне, что не рожала ребенка. – Лиззи глубоко вздохнула. – Я вот думаю, почему ты это сказала.
– Потому что у меня не было ребенка.
Лиззи недоверчиво покачала головой:
– Тогда почему у тебя открылось кровотечение?
Поднимаясь от ворота больничной рубашки, лицо Кэти залил темный румянец.
– У меня месячные, – тихо сказала она, но, смутившись, отвернулась. – Хоть я из «простых», детектив, но я не глупая. Неужели вы думаете, что я не поняла бы, если бы у меня родился ребенок?
Реакция была такой открытой, такой искренней, что Лиззи мысленно отступила назад. «Что я делаю не так?» Она допрашивала сотни людей, сотни лжецов – и все же Кэти Фишер единственная, кто запал ей в душу. Она посмотрела в окно на тлеющий красным сиянием горизонт и поняла, в чем состоит разница. Здесь не было притворства. Кэти Фишер верила в то, что говорила.
Лиззи откашлялась, приготовившись атаковать с другой стороны.
– Хочу задать тебе один неловкий вопрос, Кэти… У тебя были с кем-нибудь сексуальные отношения?
Если такое было возможно, щеки Кэти запылали еще ярче.
– Нет.
– А твой белокурый друг скажет то же самое?
– Идите и спросите его! – дерзко ответила Кэти.
– Ты видела ребенка вчера утром, – с плохо скрываемым разочарованием сказала Лиззи. – Как он туда попал?
– Не имею понятия.
– Хорошо. – Лиззи потерла виски. – Он не твой.
Лицо Кэти осветилось широкой улыбкой.
– Именно это я и пыталась вам сказать.
– Она единственная подозреваемая. – Лиззи смотрела, как Джордж запихивает в рот полную вилку картофельных оладий; они встречались в кафе, находящемся на полпути между офисом окружного прокурора и Ист-Парадайсом, – в том самом, где, по отзывам публики, подавали лишь блюда, удваивающие уровень холестерина. – Заработаешь себе сердечный приступ, если будешь таким прожорливым, – хмурясь, предупредила она.
Джордж отмахнулся от ее замечания:
– При первых признаках аритмии попрошу у Бога отсрочку.
Отломив кусочек от кекса, Лиззи опустила взгляд на свои записи:
– У нас есть окровавленная ночная сорочка, отпечаток ступни ее размера, заключение врача о том, что она была первородящей, заключение судмедэксперта о том, что ребенок задышал, плюс то, что ее кровь соответствует крови, обнаруженной на коже ребенка. – Лиззи положила кусочек себе в рот. – Ставлю пятьсот долларов за то, что по результатам теста ДНК она будет связана с ребенком.
Джордж вытер рот салфеткой:
– Это важные сведения, Лиззи, но не знаю, сводится ли все это к непредумышленному убийству.
– Я не дошла еще до решающего аргумента, – сказала Лиззи. – Судмедэксперт обнаружил синяки на губах ребенка и волокна на деснах и в глотке.
– Волокна от чего?
– От рубашки, в которую он был завернут. Предполагается, что эти два факта вместе говорят об удушении.
– Удушение? Лиззи, это не какая-нибудь девчонка из Джерси, которая родила в туалете в «Парамус-молл», а затем снова пошла по магазинам. Амиши не убивают даже мух, клянусь тебе!
– Когда в прошлом году два амишских паренька торговали вразнос кокаином, газеты вынесли это на первые полосы, – возразила Лиззи. – Что скажут об убийстве «60 минут»? – Она заметила искру в глазах Джорджа, оценивающего свое отношение к обвинению амишской девушки в противовес перспективе какого-нибудь громкого дела с убийством. – В амишском коровнике есть мертвый младенец, и есть дитя, которое произвело его на свет, – мягко произнесла она. – Подумай сам, Джордж. Не я виновата в том, что случилось, но даже я понимаю, что нам придется предъявить ей обвинение, и сделать это быстро. Завтра ее выпишут из больницы.
Джордж педантично разрезал на небольшие квадратики поджаренную с одной стороны яичницу, потом, не съев ни кусочка, положил нож и вилку на край тарелки.
– Если мы докажем удушение, то ей может быть предъявлено обвинение в убийстве первой степени. Сознательное, умышленное и спланированное. Она скрыла беременность, родила ребенка и избавилась от него. – Джордж поднял глаза. – Ты допрашивала ее?
– Ага.
– И?..
Лиззи скривила губы:
– Она по-прежнему считает, что не рожала ребенка.
– Что это значит, черт побери?!
– Она придерживается своей версии.
Джордж нахмурился:
– Она не показалась тебе помешанной?
Есть большая разница между сумасшедшим с юридической точки зрения и сумасшедшим в разговорной речи, но в этом случае, по мнению Лиззи, Джордж различий не делал.
– Она похожа на обыкновенную соседскую девчонку, которая читает Библию вместо Вирджинии Эндрюс
[4].
– О да, – вздохнул Джордж. – Эту придется привлечь к суду.
