– Прошла целая вечность.
Закрыв глаза, она поверила ему. Элли представила себе, как из открытого окна ее комнаты в общаге доносятся трескучие звуки песни группы «Grateful Dead», а они с Купом лежат, крепко обнявшись, на узкой кровати. Она по-прежнему видела занавес из бус, висевший в проеме встроенного шкафа, хрустальную радугу и глаза-бусинки белки, которая, устроившись на подоконнике, наблюдала за ними.
Она почувствовала, как он стаскивает с нее рубашку и шорты.
– Куп, – вдруг заволновавшись, сказала она. – Мне уже не двадцать.
– Черт! – Он продолжал стаскивать с нее шорты. – Боюсь, это значит, что мне тоже.
– Нет, правда. – Элли сняла его руку с пояса своих шортов и поднесла эту руку к своим губам. – Я выгляжу не так, как прежде.
Он сочувственно кивнул:
– Этот шрам… он не от установки кардиостимулятора?
– Мне не ставили кардиостимулятор.
– Тогда о чем ты беспокоишься? – Он поцеловал ее. – Эл, меня не волновало бы, если бы ты весила двести фунтов и у тебя на груди росли волосы. Когда я смотрю на тебя, не важно, что я увижу, – я представляю себе девушку, студентку колледжа, потому что в ту минуту, как я влюбился в тебя, время остановилось.
– Я не вешу двести фунтов.
– Ни унции свыше ста восьмидесяти, – согласился Куп, и она шлепнула его по руке. – Ты будешь по-прежнему отвлекать меня или позволишь заняться с тобой любовью?
– Не знаю, – улыбнулась Элли. – Дай подумать.
Ухмыльнувшись, он поцеловал ее. Она обвила его руками за шею и притянула ближе.
– Знаешь, – сказал он, обдавая ее горячим дыханием, – когда я в тот вечер раздевал тебя, тебе тоже было не двадцать.
– Да, но я была пьяная.
– Может, стоило это попробовать! – рассмеялся Куп. – Ведь эта чертова скамья такая твердая, что я чувствую каждый год своих жалких тридцати девяти лет.
Он быстрым движением стащил ее со скамьи и ловко перекатился вместе с ней на траву, приняв на себя удар от падения.
Элли приземлилась на него сверху с раскинутыми ногами, ее лицо оказалось в дюйме от лица Купа.
– Ты будешь по-прежнему отвлекать меня, – пробормотала она, – или позволишь заняться с тобой любовью?
Руки Купа сомкнулись на ее талии.
– Я думал, ты никогда не попросишь, – ответил он и прижался губами к ее губам.
Кэти сидела за столом со стаканом молока из неизменного кувшина, вынутого из холодильника, когда в дом, как тинейджер, прокралась Элли. Увидев свет, она просунула голову в дверь кухни.
– Ой! – удивившись при виде Кэти, сказала она. – Почему не спишь?
– Не могла заснуть, – ответила Кэти. – А ты почему не спишь?
Но, едва увидев Элли, Кэти догадалась, где та была и чем занималась. Трава в волосах, румянец на щеках. От нее пахло сексом.
На миг Кэти ощутила в себе прилив зависти. Она не в силах была отвести взгляд от Элли, потому что очень хотела испытать то, что чувствовала в тот момент Элли. Кэти казалось, что кожа Элли продолжает светиться от нежных прикосновений.
– Вышла прогуляться, – медленно произнесла Элли.
– И упала.
– Нет… почему?
Кэти пожала плечами:
– Тогда откуда у тебя травинки в волосах?
Смущенная Элли потянулась к волосам.
– Разве ты моя мать? – с улыбкой спросила она.
Кэти представила себе, как кто-то обнимает и целует Элли. Она вспомнила об Адаме и вместо смутной истомы внизу живота ощутила лишь горечь.
– Нет. И ты тоже не моя мама.
Элли сжалась:
– Верно.
– Но ты считаешь себя ею. Тебе хочется, чтобы я прижалась к тебе и выплакала свое горе и чтобы мне полегчало. Но знаешь что, Элли? Матери не всегда могут облегчить горе, что бы ты ни думала.
Уязвленная Элли прищурилась:
– Эти слова говорит настоящий эксперт в материнстве.
– Я знаю больше твоего, – возразила Кэти.
– Разница между тобой и мной, – невозмутимо произнесла Элли, – в том, что я отдала бы все, чтобы иметь ребенка, а ты постаралась поскорее избавиться от своего.
Глаза Кэти широко раскрылись, как будто Элли ударила ее. Потом молниеносно наполнились слезами, которые девушка вытирала тыльной стороной ладони.
– О Господи! – запричитала она, скрестив руки на груди. – О Господи, ты права!
Элли пристально взглянула на нее:
– Это ты убила ребенка, Кэти?
Девушка покачала головой:
– Я уснула. Уснула, клянусь тебе и Господу, с ним на руках! – Ее лицо исказилось от муки. – Но я могла и убить его, Элли. Я хотела, чтобы он пропал. Месяц за месяцем я желала, чтобы он просто исчез.
Теперь она согнулась пополам, задыхаясь от бурных рыданий. Тихо выругавшись, Элли крепко обняла Кэти.
– Это всего лишь желание, – утешала Элли, гладя водопад ярких волос девушки. – От желания ничего не происходит.
Кэти прижалась пылающей щекой к груди Элли:
– Ты не моя мама… но иногда мне хочется, чтобы была.
Она почувствовала то, что и ожидала: Элли еще крепче сжала ее в объятиях. Кэти закрыла глаза, представив себе, что ее обнимает не Элли, а Адам. Он улыбается, произнося ее имя, и сердце у нее сжимается от сознания того, что ее любят.
Глава 10
Элли
Октябрь
После трех месяцев жизни у Фишеров мне иногда с трудом верилось, что не так давно я считала щипцы принадлежностью парикмахера и даже не догадывалась, что такое скирда пшеницы. Подготовка к суду над Кэти, к несчастью, пришлась на самый разгар страдной поры, и мои надежды на поддержку со стороны ее родных в подготовке защиты по линии невменяемости не оправдались. По мнению Аарона Фишера, своевременный сбор табака и заполнение силосных башен стояли в их доме на первом месте.
И, нравилось мне это или нет, я была частью этого дома.
Я шла за Кэти по богатому полю табака – три акра буйно разросшихся листьев.
– Этот, – показала она, какие листья готовы для сбора.
– Для меня все они выглядят одинаково, – пожаловалась я. – Они все зеленые. Разве не надо ждать, пока они потемнеют, а потом собирать?
– Только не табак. Посмотри, какого он размера.
Кэти сорвала лист и осторожно положила в корзину.
– Подумай о раке легких прямо здесь, в поле, – пробормотала я.
Но Кэти это не беспокоило.
– Это товарная культура, – просто ответила она. – В молочном животноводстве трудно получать прибыль.
