Разрываясь между профессиональным любопытством и обидой за Кэти, Элли разозлилась:
– Знаешь, это нарушение федерального закона!
– Прекрасно! Можете защищать меня, когда закончите с Кэти. – Джейкоб запустил пальцы в волосы и снова сел. – Ведь это не был поступок подонка. По сути дела, я пытался стать героем. Просто я не хотел, чтобы Кэти пришлось столкнуться с тем, с чем столкнулся я, когда решил стать англичанином, – повернуться спиной к нашим людям в поисках своего пути в большом и незнакомом мире. Я не знал, что Кэти беременна, но даже я замечал, как она привязана к Адаму – увивалась вокруг него, как щенок, – и я понимал: если чувство поддерживать, то Кэти в конце концов придется сделать выбор между двумя мирами. Я думал, что, если после его отъезда наступит полный разрыв, она забудет о нем и все изменится к лучшему.
– Сестра знает, что у тебя есть эти письма?
Джейкоб покачал головой:
– Вчера вечером я собирался ей сказать. Но она и без этого была так удручена надвигающимся судом, что не хотелось еще больше ее расстраивать. – Скривившись, он взялся руками за край стола. – Пожалуй, отдам ей письма сегодня.
Элли уставилась на аккуратный рубленый почерк, каким были написаны имя и фамилия Кэти. На тонкую голубоватую бумагу для авиапочты, сложенную конвертом, проштемпелеванную и запечатанную.
– В этом нет необходимости, – сказала она.
В принципе, Элли могла бы потащить Кэти с собой в Филадельфию, но к этому моменту она успела так здорово напортачить в правовом процессе, что некоторое нарушение условий залога для Кэти не повлекло бы за собой больших неприятностей. Она сама, в сущности, не совсем понимала, зачем едет в Филадельфию, пока не въехала на парковку перед медицинским центром, где размещался офис Купа.
Адрес был знакомым, но Элли не бывала здесь прежде. Она поймала себя на том, что стоит перед указателем, дотрагиваясь пальцем до латунной таблички с фамилией Купа. В офисе, когда молодая хорошенькая секретарша предложила свою помощь, Элли почувствовала укол ревности.
– Он сейчас с пациентом, – пояснила женщина. – Не желаете подождать?
– Да, спасибо.
Усевшись, Элли принялась листать журнал полугодовой давности, не в состоянии разглядеть ни единой строчки.
Через несколько минут прозвучал сигнал интеркома, послышался приглушенный разговор, и из рабочего кабинета вышел Куп.
– Привет, – сказал он, стреляя глазами. – Говорят, у тебя что-то срочное.
– Да, – ответила Элли, чувствуя себя лучше, если сравнивать с тем временем, когда Кэти перевернула мир вверх тормашками. Она вошла за Купом в кабинет, и он закрыл дверь. – Мне нужна срочная медицинская помощь.
Он заключил ее в объятия:
– Ну, знаешь, я психиатр. Я лечу психику.
– Не прибедняйся, – сказала Элли. – Меня ты лечишь всю целиком.
Когда Куп поцеловал ее, она прижалась к нему и потерлась щекой о его хрустящую рубашку. Он опустился в мягкое кресло, усадив ее к себе на колени.
– Ну, что бы сказал об этом доктор Фрейд? – пробормотала она.
Куп заерзал, и она почувствовала под собой его сильную эрекцию.
– Что сигара не всегда сигара. – Застонав, он встал, подтолкнув ее в кресло. – У меня всего десять минут до прихода следующего пациента, и не хотелось бы искушать судьбу. – Он засунул руки в карманы. – Чем я заслужил этот визит?
– Я рассчитывала на халяву, – призналась Элли.
– Что ж, буду рад заняться этим позже…
– Я имела в виду клиническую консультацию, Куп. У меня голова идет кругом. – Она закрыла лицо ладонями. – Я отказалась защищать Кэти, исходя из невменяемости.
– Как это, почему?
– Потому что это идет вразрез с ее моральным кодексом, – с сарказмом произнесла Элли. – Я так счастлива защищать первого в истории предполагаемого убийцу с непоколебимым чувством этики. – Она встала и подошла к окну. – Кэти сказала мне, кто был отцом ребенка: преподаватель, друг Джейкоба, который даже не знал о беременности. А теперь, перевернув эту новую страницу честности, она не разрешает мне пойти в суд и сказать, что убила ребенка в состоянии диссоциации, поскольку клянется, что это неправда.
Куп присвистнул:
– И ты не смогла уговорить ее…
– Я ничего не смогла сделать. Моя клиентка совсем не разбирается в работе суда. Кэти искренне верит, что если все честно расскажет, то ее простят. И почему бы ей в это не верить? Так происходит в ее Церкви.
– Предположим, что это правда и что она не убивала ребенка, – начал Куп.
– Ну, есть еще некоторые неотъемлемые факты. Вроде того что ребенок родился живым, а потом был найден мертвым в укромном месте.
– Ладно. Что это тебе дает?
Элли вздохнула:
– Его убил кто-то другой, а это, как мы уже обсуждали, фактически невозможно использовать в качестве защиты.
– Или же ребенок умер сам по себе.
– И пришел в кладовку для упряжи, чтобы спрятаться под стопкой попон?
Куп слабо улыбнулся:
– Если Кэти хотела этого ребенка и, проснувшись, нашла его мертвым, может быть, в тот момент она потеряла связь с реальностью. Возможно, она избавилась от трупа, находясь в состоянии диссоциации, а сейчас не может об этом вспомнить.
– Сокрытие смерти – это все же преступление, Куп.
– Но не совсем в тех пропорциях, – заметил он. – Существует стремление избежать сознательного признания смерти любимого существа, но оно не проявляется, если человек был причиной этой смерти. – Он пожал плечами. – Я не юрист, Эл, но мне кажется, тебе остается принять вот что: ребенок умер своей смертью, и именно это пытался скрыть рассудок Кэти. Тебе надо найти эксперта, который изменит отчет о вскрытии, верно? Я имею в виду, она родила раньше срока. Какой недоношенный ребенок выживет без инкубатора, ламп и всех процедур неонатального отделения интенсивной терапии?
Элли попыталась осмыслить этот подход, но ее мысли все время цеплялись за что-то острое и неприятное вроде занозы. Из отчета о вскрытии ребенка следовало, что Кэти носила его тридцать две недели. И никто, включая Элли, не попытался в этом усомниться.
– Почему так? – спросила она теперь.
– Что почему?
– Почему Кэти, здоровая восемнадцатилетняя девушка, превосходящая по своей физической форме большинство девушек ее возраста, родила раньше срока?
Доктор Оуэн Зиглер поднял глаза, когда Элли в десятый раз отвлекла его чудовищно громким хрустом шкварок.
– Если бы вы знали, как это действует на ваш организм, не стали бы есть, – сказал он.
– Если бы вы знали, когда я в последний раз их ела, не стали бы меня ругать. – Элли смотрела, как он вновь склонился над отчетом о вскрытии. – Итак?
