Я взглянула на Сару, ощипывающую перья с одной из птиц. Ее губы были плотно сжаты. Передник и юбка засыпаны белым пухом, в утрамбованную землю перед ней впиталась красная кровь. Я сглотнула желчь, подступающую к горлу.
– Как ты это делаешь?
– Я делаю то, что должна делать, – обыденным тоном произнесла она. – Уж ты-то должна понимать.
Я скрывалась в помещении для дойки, когда меня нашел Куп.
– Эл, просто не верится… – Во все глаза глядя на меня, он бросился ко мне и стал гладить меня по рукам. – Как это случилось?
Он знает, господи! Ему стоило только взглянуть на меня, и он догадался о ребенке. Я сглотнула и встретилась с ним взглядом:
– Вполне обычным способом, полагаю.
Рука Купа скользнула с моего плеча к талии. Я ждала, что она опустится ниже. Но вместо этого, дернув меня за футболку, он стал тереть ярко-красное пятно на ней.
– Когда ты в последний раз делала прививку от столбняка?
Он говорит не о ребенке. Он говорит не о ребенке.
– Ну конечно о нем, – сказал Куп, и я поняла, что говорила вслух. – Но, ради бога, дурацкий суд может подождать. Сначала заштопаем тебя.
– Я в порядке. – Я оттолкнула руку Купа. – Это не моя кровь.
Куп поднял бровь:
– Ты опять замешана в преступлении?
– Очень смешно. Я помогала убивать куриц.
– Я бы приберег эти языческие ритуалы до момента представления твоей защиты, но тогда…
– Расскажи мне о нем, Куп, – твердо сказала я.
– Ему нужны ответы. В конце концов, человек прыгнул в самолет, как только узнал, что он отец, но он хочет видеть Кэти и ребенка.
У меня отвисла челюсть.
– Ты не сказал ему…
– Нет, не сказал. Я психиатр, Элли. Я не вправе причинять кому-то непомерную душевную боль, пока не встречусь с ним здесь лицом к лицу, чтобы помочь справиться с ней.
Когда Куп отвернулся, я положила руку ему на плечо:
– Я сделала бы то же самое. Только мной двигала бы не доброта, а эгоизм. Мне нужны от него свидетельские показания, и если это заставит его приехать сюда, то так тому и быть.
– Ему будет нелегко, – пробормотал Куп.
– Для Кэти это тоже было удовольствие ниже среднего. – Я выпрямилась. – Он уже встретился с Джейкобом?
– Он только что сошел с самолета. Я встретил его в Филадельфии.
– Так где же он сейчас?
– Ожидает в машине.
– В машине? – пролепетала я. – Здесь? Ты с ума сошел?!
– Пожалуй, могу авторитетно заявить, что нет, – ухмыльнулся Куп.
У меня не было настроения шутить, и я зашагала к двери коровника:
– Надо поскорей отправить его отсюда.
Куп пошел за мной следом.
– Ты наверняка захочешь сначала переодеться, – сказал он. – Всего лишь совет: сейчас у тебя такой вид, будто ты вышла из фильма Кевина Уильямсона, а ты ведь знаешь, как важно первое впечатление.
Я пропустила мимо ушей его слова, размышляя над тем, сколько раз за этот день мне придется говорить мужчине то, что он меньше всего ожидает услышать.
– Почему она в беде? – спросил Адам Синклер, наклоняясь над столом в закусочной. – Это потому, что она не была замужем, когда у нее родился ребенок? Господи, если бы она просто написала мне, этого не случилось бы.
– Она не могла вам написать, – мягко произнесла я. – Джейкоб не отправлял ваши письма.
– Не отправлял? Этот подонок…
– …делал то, что, по его мнению, отвечало интересам сестры, – сказала я. – Он считал, она не вынесет позора отречения от своей веры, а именно это повлек бы за собой брак с вами.
Адам отодвинул свою тарелку:
– Послушайте. Благодарю, что вы связались со мной и сообщили мне, что у Кэти неприятности. Благодарю за то, что привезли меня из аэропорта в Ист-Парадайс. Благодарю даже за бесплатный обед. Но я уверен, что Кэти сейчас дома с ребенком, и мне очень нужно поговорить с ней.
Я смотрела на его руки, двигающиеся над столом, воображая себе, как они прикасались к Кэти, обнимали Кэти. И я вдруг возненавидела этого человека, которого едва знала и который невольно довел Кэти до такого состояния. Кто он такой, чтобы решить, что его чувства к Кэти главенствуют надо всем, во что ее научили верить? Кто он такой, чтобы обольщать восемнадцатилетнюю девушку, хорошо зная, к чему это может привести?
Должно быть, на моем лице что-то отразилось, потому что Куп под столом положил мне руку на бедро, желая предостеречь. Я заморгала, потом мой взгляд сфокусировался, и я увидела яркие глаза Адама, заметила, как он, постукивая ногой, бросает косые взгляды всякий раз при звяканье колокольчика над дверью, словно в любую минуту ожидая появления Кэти и своего сына.
– Адам, – произнесла я, – ребенок не выжил.
Он замер. Потом положил руки на стол, так сильно сжав пальцы, что побелели кончики.
– Что… – тихо произнес он, и его голос сорвался на полуслове. – Что случилось?
– Мы не знаем. Он родился раньше срока и умер вскоре после рождения.
Голова Адама поникла.
– Последние три дня, с тех пор как вы позвонили, я только и думал об этом ребенке. Ее ли у него глаза или мой подбородок? Узнаю ли я его сразу? Господи, будь я здесь, может быть, смог что-то сделать!
Я взглянула на Купа:
– Мы подумали, что неправильно сказать вам об этом по телефону.
– Да, да, конечно… – Адам поднял взгляд, быстро вытирая глаза. – Наверное, Кэти очень расстроена.
– Так и есть, – сказал Куп.
– Вы это имели в виду, говоря, что она в беде? Вы хотели, чтобы я приехал, потому что у нее депрессия?
– Нам надо, чтобы вы выступили в ее защиту на суде, – тихо сказала я. – Кэти обвиняют в убийстве ребенка.
Он отшатнулся:
– Она этого не делала.
– Нет, конечно. Я тоже так думаю.
Поднявшись на ноги, Адам отбросил салфетку:
– Мне нужно ее увидеть. Сейчас же!
– Я предпочла бы, чтобы вы не спешили.
Я встала перед ним, загораживая дорогу. Адам навис надо мной:
– А мне на это начхать!
– Кэти даже не знает, что вы здесь.
– Значит, теперь самое время узнать.
Я положила руку ему на плечо:
– Как адвокат Кэти, я считаю, что присяжные, увидев вашу встречу с Кэти после долгой разлуки, будут тронуты ее чувствами. Они подумают, что человек с такой открытой душой не способен убить собственного ребенка. – Я отступила в сторону. – Если вы хотите сейчас увидеть Кэти, я отвезу вас туда. Но хорошенько подумайте об этом. Потому что в последний раз, когда она в вас нуждалась, вас здесь не было, чтобы помочь. В этот раз вы сможете.
