— А где квартира была? — с замиранием сердца спросил полковника Никита Александрович.
— На Мойке, недалеко от Мариинского театра. Красивый такой дом, на первом этаже в парадной фонтан, не работал, конечно, но все равно красиво.
— Георгий Викторович, а как была фамилия этого авторитета? А? Вспоминайте, пожалуйста!
— Как была фамилия? Гм. Поди, вспомню, он же свидетелем проходил, да и лет прошло немало… Помню только его кличку — математик греческий. Архимед. Нет! Пифагор! Точно.
— А фамилия как? Селезнев? — не выдержал капитан.
— Точно!
— Илья Колесников его внук, — четко, весомо, сказал, как отрубил, капитан.
— Никита, доставил я нашего загадочного Робин Гуда, любителя чужих ценностей. Этот идиот на свой паспорт симку купил и с нее звонил Гордеевой, так что вычислили в три счета.
— А чего не в два?
— В три. Его дома не было, пришлось в офис кататься, там и взяли голубчика, едва под стол не забился, когда нас увидел.
— Ну, давай его, заводи, — разрешил капитан, принимая по возможности грозный вид.
В кабинет ввалился толстый, потный, похожий на борова Николай Рябов.
— Ба. Знакомые лица! — не удержался капитан. — Не чаял так скоро с вами свидеться, господин Рябов. Присаживайтесь. Что, Николай Евгеньевич, игра на бильярде уже наскучила, захотелось поиграть в казаков-разбойников?
— Не понимаю, о чем вы, — поджав губы и подобрав под себя толстые, похожие на окорока, ножки, категорически заявил Рябов, глядя куда-то вдаль за окном.
— Так уж и не понимаете? А кто звонил Ксении Гордеевой? Кто требовал у нее перстень, кто угрожал похитить дочку?
— Что за ерунда? Какая еще Ксения, какая дочка? Это какая-то ошибка. Я вообще не понимаю, за что меня задержали, и, кстати, требую адвоката.
— Строго, очень грозно, но глупо. Факт исходящих звонков с вашего номера на номер Ксении Гордеевой несложно подтвердить с помощью мобильного оператора. Ваше присутствие в Торговом комплексе подтвердят камеры слежения, а Ксения Гордеева опознает ваш голос. У нас также имеется свидетель, который может подтвердить, что вы назначили встречу Гордеевой в Торговом комплексе, а затем велели ей прийти в примерочную кабину магазина «Окси-Докси», а затем, не дождавшись ее там, звонили ей…
— Хватит! — нервно выкрикнул Рябов. — Это была просто шутка! Ясно? Шутка. И ничего больше. Она красивая женщина, я просто хотел познакомиться. С виду я неказист, решил таким образом привлечь к себе внимание.
— Пригрозив похитить ребенка?
— Это какая-то ошибка. Я действительно назначил ей встречу в Торговом комплексе, но ни о каких похищениях речи не шло.
Рябов оказался на редкость скользким и сообразительным типом. А у капитана не было фактов. Точнее, их было мало. Разве что…
Пришлось писать Захару эсэмэску:
«Срочно вызови Александра Пахомова. Скажи, мы нашли типа, угрожавшего Гордеевой, пусть немедленно рулит к нам на опознание. Срочно!»
— Откуда же вы узнали о перстне Ксении Гордеевой? Точнее, перстне, принадлежащем ее семье?
— Извините, снова не понимаю. Какой перстень? Я просто назначил свидание в Торговом комплексе, вот и все, подпустив немного интриги. И больше ничего, — не попался на удочку Рябов.
— Николай Евгеньевич, мне кажется, вы напрасно запираетесь, в заявлении, сделанном Ксенией Гордеевой, ясно говорится о том, что вы угрожали ей, требовали отдать вам перстень в обмен на безопасность ее несовершеннолетней дочери. Это не шутки и не розыгрыш. И кстати, у нас имеются основания считать, что именно вы столкнули Гордееву с эскалатора, поняв, что она нарушила ваше требование и пришла на встречу не одна. А это уже покушение на убийство, — глядя на бледнеющее лицо Рябова, сообщил доверительно капитан. — Поэтому я вам предлагаю пройти в соседний кабинет и наедине с собой поразмыслить о своем прошлом и будущем. Анатолий, проводите господина Рябова в четырнадцатый кабинет, под охраной, разумеется.
— Слушай, Захар, у нас на него, по сути, нет ничего, давай думать, как этого хряка к стенке прижать, — озабоченно проговорил капитан, едва за Рябовым закрылась дверь. — Главное, заставить его признаться, что он знал о перстне и требовал его.
— Почему?
— Потому что он ключ ко всему. Все вокруг него вертится. Ты пока за Рябовым ездил, кое-что пропустил, — и капитан быстро в двух словах ввел Захара в курс дела.
— Н-да. В кино ходить не надо. Знал бы Пушкин, как все повернется, он бы не повесть, роман написал, — откинувшись на спинку стула и отставив в сторону изящно изогнутую руку, заметил Захар с видом заправского эстета.
— Захар, нам сейчас не о Пушкине, а о Рябове думать надо, как будем его раскручивать? Он уже про адвоката вспомнил.
— Ну, а что, он прав, нет у нас ничего, кроме трех телефонных звонков. Его слова против слов Гордеевой. При условии, что она оклемается и вспомнит хоть что-то.
— Спасибо, просветил. Делать что будем?
— А зачем ты Пахомова вызвал? Он, кстати, уже мчится на всех парусах.
— Вот за этим и вызвал, чтобы он Рябова пуганул. Очень надеюсь, что, когда он ворвется в кабинет, сразу на Рябова набросится, может, успеет разок по физиономии съездить, пока мы его не оттащим.
— Ох, и хитер ты, Никита. Решил чужими руками жар загрести?
— А что остается, если мои руки законом связаны? А Пахомов в состоянии аффекта, главное, чтоб не подвел, — усмехнулся капитан.
— Ну, так я его встречу внизу и морально подготовлю, — ответил ему такой же улыбкой Захар.
— И помни, главное, чтобы Рябов признался, что знает о перстне, дальше мы его дожмем.
— Ну, что, Николай Евгеньевич, вы припомнили, как все было? — доброжелательно глядя на Рябова, спросил капитан.
— Так я вам уже все рассказал, больше мне вспоминать нечего, — пожал плечами Рябов.
— А что же насчет перстня? Вспомнили, откуда вам о нем известно? И зачем он вам понадобился?
— Извините, вынужден повториться, ни о каком перстне ничего не знаю.
Тут дверь кабинета распахнулась, и в него стремительно влетел Пахомов, видно, Захар успел с ним «поработать», потому как у Пахомова желваки на лице буквально прыгали, и кулаки были крепко сжаты.
— Этот? — рявкнул он, едва заметив Рябова и не дожидаясь ответа, буквально бросился на толстяка, схватив за грудки.
— Александр Михайлович, я прошу вас держать себя в руках, — ласково попросил капитан, с удовольствием наблюдая, как тот трясет Рябова, точно жирную, бесформенную тушу. У Рябова от страха, неожиданности и начинающегося удушья лицо приобрело выразительный винно-красный оттенок.
— Господин Пахомов, возьмите себя в руки, — интеллигентно попросил Захар, стоявший в сторонке возле двери. Недоброжелатель мог бы подумать, что он стоит на стреме.
