— Очень здорово, — насмешливо осадил его Саня. — Ты к делу переходи.
— Я и так по делу, — буркнул сердито Жора, как он успел уже разобраться, Шубин был совершенно равнодушен к прекрасному, эстетическое начало в нем было совершенно не развито. — Вот описание перстня, а вот рисунок, — достал он из кармана пиджака свернутую трубочкой школьную тетрадку. — Между прочим, этот Пифагор сказал, что дела мы не раскроем, если только это не будет угодно перстню. Он сказал, что проклятие, наложенное на перстень, работает самым непредсказуемым образом, и кого проклятое украшение решит погубить, а кого помилует — никогда не известно. Только в случае с игроком в карты можно твердо сказать, что он погибнет.
— А больше он тебе никаких сказочек не рассказал?
— Больше не рассказал, — огрызнулся Жора.
— Так, Шубин, Тарасов, угомонитесь, — цыкнул на них капитан. — Давайте лучше думать, что дальше делать. Иван Осипович прав, начальство с нас спросит, и очень скоро. Какие идеи?
С идеями у коллектива было напряженно. Пришлось вернуться к скрупулезной перепроверке алиби подозреваемых.
— Добрый день, а вы к кому? — приоткрыв на цепочке дверь, спросила Саню Шубина пожилая дама с высоко взбитой прической и ярко накрашенными губами.
— К вам, — галантно улыбнувшись, сообщил Саня. — Вы Ираида Семеновна Воробьева?
— Совершенно верно, — все еще строго и недоверчиво проговорила дама.
— Старший лейтенант Шубин, Ленинградский уголовный розыск. Разрешите войти.
— Уголовный розыск? — удивленно захлопала густо накрашенными ресницами дама, не спеша распахивать дверь. Но тут щелкнул замок соседской квартиры, и гражданка Воробьева поспешила пустить гостя в квартиру. — Итак, что вам угодно? — строго спросила Воробьева, недоброжелательно сверля Саню взглядом.
— Мне угодно поговорить о вашем сыне.
— Об Алике? Но при чем тут мой сын и уголовный розыск? Он преподаватель, кандидат наук! — Голос у Ираиды Семеновны то поднимался до неприятной писклявости, то опускался до хрипловатого баса.
— Надеюсь, ни при чем, но задать несколько вопросов я должен.
— Ну, что ж, проходите. Только снимите обувь, вот тапочки, — недовольно поджав губы, распорядилась Ираида Семеновна. — Слушаю вас, — устроившись в стареньком, покрытом пледом кресле, проговорила хозяйка.
На стене над головой Ираиды Семеновны висел большой черно-белый фотопортрет хозяйки, позволявший оценить, сколь хороша она некогда была. А она была действительно хороша.
Саня оторвал взгляд от портрета и, кашлянув для порядка, приступил к делу.
— Ираида Семеновна, ваш сын регулярно играет в карты в одной и той же компании, недавно один из игроков был убит, вам это известно?
— Убит? — всплеснула руками увядшая красавица. — Ужас какой! Я так и знала, так и знала! Карты! Ну зачем, зачем ученому, математику, талантливому человеку из хорошей семьи это плебейское, это вульгарное увлечение? — закатывая глаза, вопрошала она не то себя, не то Саню, не то кого-то повыше. — Ну, я понимаю, шахматы, Алик так хорошо в них играл, даже в турнирах участвовал, ну, я понимаю, шашки, кроссворды, да мало ли существует развлечений для интеллигентных людей? Но карты? Вы говорите, кого-то убили? — обратилась она к Сане, словно только что вспомнив о нем.
— Совершенно верно.
— Там была драка? Поножовщина? — Ираида Семеновна на глазах бледнела.
— Нет, что вы. Просто один из игроков утонул при невыясненных обстоятельствах. В Неве, — пояснил Саня.
— Ох, ну, что же вы сразу не сказали? — с укоризной заметила несчастная мать. — Как вы меня напугали! У меня же сердце! Вот что, пойдемте на кухню, мне надо что-то съесть. Что-то сладкое, чтобы заесть стресс. — Она с трудом выбралась из кресла, и они с Саней перебрались на небольшую, тесно заставленную кухню. — Сейчас я заварю чай. И еще у меня есть сливовая настойка, вам, наверное, нельзя?
— Ни в коем случае, — покачал головой Саня.
— Вот и хорошо. А я выпью, — довольно кивнула Ираида Семеновна. — А еще у меня есть мармелад и коробочка ассорти. — Чем дольше она хлопотала на кухне, тем лучше становилось ее настроение. — Ах, если бы вы знали, каким славным мальчиком был в детстве Алик. Такой славный, послушный мальчик. И в институте — отличник, умница. Его покойный папа очень им гордился. А потом вот это неподходящее увлечение. Может, надо было его женить? — Ставя чайник, размышляла вслух Ираида Семеновна. — Но мальчик еще слишком молод.
— Скажите, пожалуйста, — решился прервать Ираиду Семеновну Саня, — а в котором часу вернулся домой Александр Федорович двадцать седьмого апреля.
— Двадцать седьмого апреля? Дайте припомнить.
— В этот день он играл в карты, — пришел ей на помощь Саня.
— Ах да. Припоминаю. Точно не скажу, но определенно не позже двенадцати. Я не разрешаю мальчику возвращаться после полуночи. Во-первых, это неприлично, во-вторых, очень опасно, и транспорт уже не ходит.
— Значит, двадцать седьмого апреля он вернулся в двенадцать часов? — уточнил Саня.
— Ну, возможно, и раньше. В тот день у меня была мигрень, я приняла лекарство и пораньше легла. Денег у мальчика не было, поэтому я была относительно спокойна, — неторопливо рассказывала Ираида Семеновна, накрывая на стол. — Молодой человек, вы не поможете достать мне вон тот чайничек, с мелкими розочками. Это любимый чайник Аличкиного папы. Мы всегда завариваем в нем чай, когда гости. К сожалению, теперь это бывает нечасто.
Саня поднялся с места и достал с верхней полки требуемый чайник.
— Ой, что это в нем? Застряло, — тряся перевернутый чайник, бормотала Ираида Семеновна, и рюшечки на блузке подпрыгивали в такт ее движениям. — Хм, какой-то сверток?
Саня без особого интереса вытянул шею. Ираида Семеновна развернула небольшой кулечек из писчей бумаги, и на кухонный стол выкатился с едва слышным стуком золотой перстень с крупным голубым камнем.
Александр Федорович Воробьев сидел посреди кабинета на стуле, неприкаянно вытягивая шею и окидывая присутствующих тоскливым затравленным взглядом.
— Так откуда же у вас взялся этот перстень, Александр Федорович? Я жду от вас честного, прямого ответа, — в третий раз повторил свой вопрос капитан.
Доставленный в угро гражданин Воробьев долго испуганно потел, таращил глаза, бормотал что-то невразумительное, звал маму и категорически отказывался отвечать на вопросы. В конце концов, ему накапали валерьянки, дали понюхать нашатыря и только после этого снова приступили к допросу.
— Александр Федорович, отмалчиваться бессмысленно, в ваших интересах помочь следствию, — ласково проговорил капитан под одобрительным взглядом Сани Шубина. — По сути, нам и так все уже известно, но для вас будет лучше рассказать все самому, это будет учтено на суде. Мы всей душой хотим вам помочь.
