Она успела. Академическое здание, в котором преподавал Бальзаминов, поражало высотой потолков, гладкими колоннами, широкими лестницами, каменными балюстрадами и той особой гулкостью, присущей очень большим и просторным зданиям.
Вахтер придирчиво выспрашивал посетительницу, к кому она пожаловала, перезвонил Бальзаминову, и тот был столь вежлив, что спустился вниз, представился и лично проводил Еву в свой кабинет.
— Как вам сей храм науки? — с гордостью спрашивал он, шагая рядом, высокий, сутуловатый, в костюме, при галстуке и в очках. Типичный гуманитарий, увлеченный своим делом.
— Потрясает величием и духом познания, — подыграла Ева.
На бледной от постоянного сидения над книгами коже ученого заиграл румянец удовольствия.
В коридорах стояла тишина — шли занятия, — так же тихо было и в кабинете Бальзаминова. Ева очутилась в царстве книг, монументальной мебели, портретов выдающихся деятелей науки в потемневших от времени рамах — она узнала только Ломоносова и слегка оробела.
— Чем могу служить-с? — полушутя спросил историк, когда гостья расположилась в старомодном кожаном кресле. — Вы над чем-нибудь работаете? Диссертацию пишете или статью в журнал? Занятие весьма странное для столь прелестной женщины.
— Нет, я… по поводу книги «Египетский крест».
Ева сбивчиво начала излагать ему свои мысли по поводу Тутмоса III и его завуалированной роли в истории Древнего мира. Она высказывала догадки, а Бальзаминов смотрел на нее со все возрастающим вниманием.
— Признаться, не ожидал, что кто-то еще может пристально размышлять над событиями тысячелетней давности. Вы ведь не…
— Речь идет об убийствах, — перебила Ева. — И это каким-то образом связано… с Тутмосом III. Вы должны помочь мне найти эту связь!
— Убийство? — Бальзаминов был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать удивление, тем паче любопытство. — Я, право, затрудняюсь… Вы уверены, что к сему печальному событию причастен давно почивший фараон?
— Иначе я не пришла бы к вам!
И Ева выложила свои соображения по поводу древнеегипетского знака анкх, магазина «Азор», рекламного текста в Интернете и, главное, о новом значении слова «Ра». Некоторые подробности она, по понятной причине, опустила и говорила только то, что сочла возможным сообщить историку.
— Поразительно… — пробормотал он, снял очки, протер их и снова водрузил на нос. — У вас удивительная, свежая, оригинальнейшая манера мыслить! Если бы такую голову хотя бы одному из моих аспирантов… цены бы ему не было. Значит, говорите, название магазина в обратную сторону читается — роза? Цветок, выросший из крови богини Венеры! Как поэтично. И в каждом отделе стоит моя книга? Великолепно! А какие там фрески на стенах?
— Египетские писцы, древнегреческие философы и средневековые астрологи-алхимики.
— Пф-ффф-ф… — неопределенно выразился Бальзаминов. — Ну и ну! Вы серьезно? Вот это да! Тогда вы, пожалуй, правы. Дайте-ка мне сей рекламный текст… Тот, кто предан цветку… Боже мой. Конечно же!
Настала очередь ученому говорить, а Еве слушать. Он разглагольствовал долго, увлекаясь и жестикулируя, раскрывая книгу на некоторых страницах и показывая гостье отрывки текста. Она задавала вопросы, когда удавалось вклиниться в его страстную, путаную речь, уточняла интересующие ее детали. Ученый охотно отвечал, строил предположения, усмехался и хмурился, поднимал брови, поправлял очки. Он был горяч, подвижен и многословен, что не соответствовало его внешнему виду сухаря и педанта. Наконец Бальзаминов иссяк, выдохся.
— Так я права насчет Ра? — спросила Ева, когда он замолчал.
— Без сомнения! — историк застыл, задумался… хлопнул себя по лбу с возгласом. — О, я кретин, сударыня! Безнадежный склеротик! Ко мне же приходил мужчина, весьма представительный, он интересовался «Папирусом Тулли», Ливонским орденом и… дай бог памяти… польско-литовским нашествием, кажется. Вся эта смута, связанная с самозванцами: Лжедмитрии, будь они неладны, народное ополчение Минина и Пожарского, впрочем, ерунда. Он приходил то ли в конце лета… нет, осенью. Простите… кажется, летом все-таки, — смутился ученый. — Знаете, то, что не касается напрямую моей работы, сразу вылетает из головы.
— Тот человек… он был монах?
— Почему монах? — наморщил лоб Бальзаминов. — По-моему, он выглядел как… бизнесмен. Да-да! Респектабельный, состоятельный и неглупый. Я ему порекомендовал литературу, где можно прочитать о «Папирусе Тулли», ответил на некоторые его вопросы.
— Он был знаком с вашей книгой «Египетский крест»?
Историк нервно потер рука об руку. Его занимала мысль о связи древнейших событий с нынешними убийствами. Но воспитание и принципы не позволяли ему прямо спросить об этом у Евы.
— Кажется, книги он не читал, — ответил Бальзаминов. — Ему попалась одна из моих статей в журнале, и он написал мне на электронный почтовый ящик. Примерно как вы, дорогая леди. Потом мы встретились, поговорили. Он разыскивал следы погибшего под Тверью во время Смуты какого-то своего предка… или представителя рода… забыл! Как же его фамилия? Подождите-ка секундочку, я поищу в компьютере.
Ученый защелкал по клавиатуре, издал торжествующий возглас и повернулся к гостье.
— Нашел! Леонард Войтовский… интересовался польским шляхтичем Войцехом Войтовским, погибшим в начале семнадцатого века в России. Я обещал, что если узнаю какие-либо подробности о судьбе погибшего Войтовского, то сообщу по этому адресу.
— Вы же специализируетесь по Египту, — удивилась Ева.
— Войтовский тоже интересовался Египтом, фараоном Тутмосом III и прочими тонкостями истории Древнего мира. Он говорил со мной о последнем Магистре Ливонского ордена, и… мы незаметно перешли к периоду Смутного времени в России.
— Дайте мне адрес! — взмолилась Ева.
— Что вы? Я не могу. Войтовский будет недоволен, и вообще…
— Дайте! — Ева распахнула свои большие глаза и уставилась на Бальзаминова. — Быть может, вы спасете этим жизнь человеку!
Ученый смешался, покрылся краской, но не сумел отказать. Редко его просила о чем-либо такая милая, женственная и… настойчивая дама.
Ева записала электронный адрес Войтовского. Она узнала больше, чем рассчитывала.
— У меня к вам последняя просьба. — Она достала из сумочки блокнот, ручку, набросала короткий текст, вырвала листок и протянула историку. — Что вы об этом думаете?
Глава 27
Рыбное
В мазанке было чадно — плохо прогорали сырые дрова, густо дымила самодельная толстая свеча из воска. Закопченный потолок потрескался, в углах висела паутина. Прямо под черной иконой громоздились сваленные в кучу рыбачьи сети.
— Фитиль паршивый, — пожаловался небритый седой старик. Его красные глаза слезились.
