— Вещь у вас? — дрогнувшим голосом спросил Войтовский. Он старался сохранять спокойствие, но принужденная мимика и лихорадочно горящие глаза выдавали его тревогу и страх. — Вы говорили о…
— Да-да, — кивнул сыщик. — Я знаю, где печать.
Если он и блефовал, то во благо клиента.
В душе Леонарда Казимировича бушевал вулкан, но магическое притяжение реликвии уже лишило его ум и волю способности к сопротивлению. Он стал «рабом лампы», как небезызвестный джинн из сказки про Аладдина.
— Почему вы действовали через посредника? — не думая, что делает, выпалил Войтовский. — А теперь явились сами?
«Спасибо за подсказку, — мысленно поблагодарил его Смирнов. — Если я сейчас попаду в масть, все встанет на свои места». И сказал вслух:
— Посредник тянет время, он нас обоих водит за нос.
— Он? — не сумел скрыть удивления Леонард.
— Сейчас я вам кое-что покажу, — вместо ответа сыщик достал из кармана несколько фотографий, сложил их веером и протянул Войтовскому. — Узнаете кого-нибудь?
Тот жадно впился взглядом в блеклые, неудачные снимки.
— Кажется… да, — он указал на одну из фотографий. — Вот это лицо… или… нет! Вот это. Я затрудняюсь… у снимков ужасное качество. А в чем, собственно, дело?
— Не спешите. Присмотритесь как следует, — проникновенно попросил Смирнов. — Возможно, вас хотят обмануть. Кого из них зовут Марина?
Войтовский отшатнулся и побледнел. Он молчал, а Всеслав мысленно поторапливал его: «Ну же, давай! Решайся!»
Времени было в обрез — разговаривая здесь, у метро, с Войтовским, сыщик не знал, что там со Стасом. Он еще не звонил ему, надеялся на осторожность, лисью хитрость убийцы: тот спешить не станет. Ему следовало сначала как минимум проверить почту… затем осмыслить содержание письма, проследить за домом, где проживает Киселев, — толком же неизвестно, где тот находится. Вдруг Стас нашел укромное местечко и затаился? В любом случае квартиру проверить надо. «Я бы обязательно так сделал, — думал Смирнов. — Убийца не дурак, да и слишком много поставлено на карту».
— Вот! — выбрал наконец один из снимков Леонард Казимирович. — Марина…
— Комлева?
Войтовский кивнул, сглотнул комок в горле. Этот человек говорит о печати Тутмоса и знает Марину. Кем бы он ни был, его стоит выслушать.
* * *
Зимой смеркается рано.
Пока сыщик добрался из центра до улицы, на которой жили Киселевы, ясный день сменили синие сумерки и Москва погрузилась в зарево огней. Ближе к вечеру мороз усилился, легкая мерцающая дымка легла между высотных домов и пустеющих бульваров. Разноцветные сполохи дрожали на снегу, на белых деревьях. С ледяного неба неподвижно смотрели звезды.
В квартире Киселевых царили тревога и недовольство. Шторы были плотно задернуты, свет горел только в одной комнате. У Стаса разболелась рана, мысли приходили самые мрачные, голова казалась тяжелой, руки и ноги ватными. Мать увезли в больницу, в гостиной в полной темноте и тишине сидели двое мужчин. Ожидание чего-то страшного, о чем Стасу не говорили, становилось невыносимым.
Киселев не понимал, что происходит. Вдруг явился сыщик, организовал матери «сердечный приступ», вызов «Скорой помощи» и небольшую группу зевак у подъезда.
— Что за дурацкий спектакль? — возмутился Стас, когда Смирнов предложил матери отправиться в магазин за хлебом, по дороге изображать дурноту, у прилавка громко жаловаться на плохое самочувствие, прижимать руку к области сердца и на обратном пути, не доходя буквально двух шагов до парадного, свалиться в беспамятстве на посыпанные песком и солью ступеньки. — Вы полагаете, в ее возрасте это просто сделать? А если она ногу или руку сломает? Во имя чего устраивать этот цирк?
— Надо провести следственный эксперимент, — уклончиво объяснил тот. — Проверить одно предположение.
Он много говорил, нарочно сыпал специальными терминами и совсем сбил Киселевых с толку.
— В чем смысл вашего… эксперимента? — волнуясь, спрашивал Стас.
— Я пока ни в чем не уверен, — бормотал Смирнов. — Ничего определенного сказать не могу.
В его словах была часть правды. «Эксперимент» имел столько же шансов с треском провалиться, сколько и привести к намеченному результату. В конце концов Киселевых удалось уговорить.
Стас хотя и недоумевал, но смирился; мама героически исполнила свою роль. Она прониклась важностью момента и тем, что ее выбрали ключевым персонажем, старательно «сыграла» дурноту — ее изможденное лицо и жалобы выглядели естественно, ей почти не приходилось притворяться: страх за сына и переживания последних дней основательно вымотали ее. На ступеньках у подъезда женщина сделала вид, будто ей совсем худо и хочется присесть… Мягко опустилась, начала клониться набок и повалилась, закрыв глаза и ощущая щекой мерзлую шершавость снега с песком.
Из подъезда «невзначай» вышли две дамы, громко заохали, заахали; одна стала хлопотать возле упавшей соседки, другая — звонить, вызывать врачей. Откуда ни возьмись подоспела еще одна женщина — то была Ева, — склонилась над Киселевой, причитая и сокрушаясь во весь голос. Дескать, супруг пострадавшей в отъезде, осталась она одна-одинешенька, некому ей помочь, некому за ней присмотреть.
«Скорую» ждали долго, и сцена обрастала новыми сочувствующими персонажами и душещипательными подробностями. Киселеву приподняли, подложили ей под голову подушку, укутали двумя одеялами. При этом одни советовали перенести ее в квартиру на первом этаже, а другие решительно заявляли, что больную трогать нельзя и лучше подождать медиков. В общем, приехавшая бригада, — по заранее согласованному порядку действий, — неторопливо погрузила женщину в машину с красным крестом и увезла.
Стас терялся в догадках, Смирнов же надеялся, что все пойдет как задумано. Его помощник, которым был Хромов, — дабы не посвящать в суть дела посторонних, — слушался всех его указаний.
— Чего мы ждем? — шепотом спросил он, когда суматоха улеглась и они, потушив свет везде, кроме комнаты, где лежал Стас, уединились в гостиной Киселевых.
— Пока не знаю, — прошептал в ответ сыщик. — Звонка… или посетителя. Возможно, ничего не произойдет и мы напрасно теряем время.
Минуты в тишине и темноте тянулись медленно. Слышно было, как вздыхает в своей комнате Стас, тикают настенные часы, ходят наверху соседи, поскрипывает старый паркет. Всеслав наклонился к Хромову, тихо спросил:
— Вы помните все, что нужно делать, если…
— Да, не волнуйтесь, — не дослушав, успокоил его Валерий. — Я не подведу.
Они замолчали. Глаза привыкли к темноте, стали различимы очертания предметов и лунный квадрат окна за шторами. Тиканье часов отсчитывало мгновения, пересыпало их как песок…
— С чего вы взяли, что кто-то придет? — не выдержал Хромов.
— Шестое чувство надо развивать. Я этим с детства баловался.
