Сдвинув в сторону тюбики и кисти, он поставил на стол поднос. Анжель нарезала торт и передала блюдо по кругу.
Жерар сказал мне:
— Мама убеждена, что я здесь на грани голодной смерти. На самом деле я прекрасно питаюсь.
— Одной только живописью сыт не будешь, — сказала Анжель.
— Увы, это правда. И думаю, все присутствующие с тобой согласятся. Расскажите, как вы проводите время в Париже?
Мы рассказали, какие достопримечательности успели посмотреть.
— Ноэль все воспринимает с таким восторгом, — сказал робер. — Показывать ей город — одно удовольствие.
— Это было замечательно, — сказала я.
— Торт восхитительный, — вставила Мари-Кристин.
— Раньше вы жили в Лондоне? — спросил Жерар, обращаясь ко мне. — У нас есть один англичанин в нашей обшине. Вы понимаете, мы живем как бы общиной. Все друг друга знают. Встречаемся в кафе или у кого-нибудь на квартире. Так мы общаемся каждый вечер.
— И беседуете о замечательных картинах, которые вы собираетесь написать, — сказала Мари-Кристин.
— Как ты догадалась?
— Ты сам только что говорил об этом. Что вы собираетесь сделать — вот о чем вы говорите в кафе.
— Это нас вдохновляет. Да, всем художникам нужно жить в Париже.
— Надеюсь, ты покажешь Ноэль что-нибудь из твоих работ, — сказал Робер. — Я уверен, ей хочется их посмотреть.
— В самом деле? — спросил он, глядя на меня.
— Ну, конечно же, я хочу их посмотреть.
— Только не ждите, что это будет нечто подобное Леонардо, Рембрандту, Рейнольдсу, Фрагонару или Буше.
— Я полагаю, у вас есть собственный стиль.
— Благодарю. Но, может быть, свойственная вам деликатность заставляет вас проявлять такой интерес к моим работам? Если я угадал, мне бы не хотелось злоупотреблять вашими хорошими манерами и утомлять вас. А ведь это может случиться.
— Но я не могу заранее знать, как отнесусь к вашим картинам, пока их не увижу.
— Хорошо, мы поступим вот как. Я покажу вам несколько картин и, если замечу признаки скуки, немедленно откажусь от этой затеи. Ну, как?
— По-моему, прекрасная мысль.
— Сначала скажите мне, как долго вы собираетесь пробыть во Франции?
— Я пока точно не знаю.
— Мы надеемся, что долго, — сказала Анжель.
— Я уговорю ее, чтобы она осталась, — заявила Мари-Кристин.
— Конечно, как же ты сможешь обойтись без уроков английского?
— Эта мадам Гарньер, она все так же приходит помогать тебе по хозяйству? — спросила Анжель.
— Да, приходит.
— Пол в кухне давно пора мыть. Чем она тут занимается?
— Милая старушка Гарньер. У нее великолепное лицо.
— Ты писал ее?
— Конечно.
— По-моему, у нее отталкивающая внешность.
— Ты не видишь внутренний мир женщины.
— Значит, вместо того, чтобы убирать, она позирует тебе?
Жерар повернулся ко мне.
— Вы говорили, что хотели бы посмотреть мои картины. Начнем с мадам Гарньер.
Он выбрал один из холстов и поставил его на мольберт. Это был портрет женщины — толстой, веселой, сметливой от природы и с изрядной долей алчности во взгляде.
— Да, она именно такая, — сказала Анжель.
— Очень интересно, — сказала я. Жерар внимательно смотрел на меня. — Такое чувство, будто мне многое про нее известно.
— Что же именно? — спросил Жерар.
— Она любит шутки, много смеется. Знает, чего хочет и как этого добиться. Она хитровата и отнюдь не бескорыстна, всегда берет больше, чем отдает.
Улыбаясь, он кивал головой.
— Спасибо. Вы подарили мне лучший комплимент.
— Не сомневаюсь, — сказала Анжель, — что мадам Гарньер вполне устраивает сидеть спокойно на стуле и ухмыляться вместо того, чтобы выполнять свои обязанности.
— Меня это тоже вполне устраивает, мама.
— Вы обещали показать нам и другие картины, — напомнила я.
— После вынесенного вами приговора по первой картине, я сделаю это почти охотно.
— Я уверена, вы нисколько не сомневаетесь в своих работах, — сказала я. — Думаю, художник должен полностью верить в себя. Ведь если он сам не верит, поверит ли кто-то другой?
— Мудрейшие слова! — воскликнул он чуть насмешливо. — Ну, хорошо, вот вам, пожалуйста, — это консьерж. Вот натурщица, которую иногда мы приглашаем. Немного схематично, да? А это madame le concierge. Слишком привыкла позировать, не совсем естественна.
Я нашла его работы очень интересными. Он показал нам также несколько пейзажей Парижа: Лувр, сады Тильюри, улица; был и пейзаж, изображавший Мезон Гриз — с лужайкой и нимфами на пруду. Когда, перебирая холсты, он достал пейзаж Мулен Карефур, я немного растерялась.
— Мельница, — сказала я.
— Это старый этюд. Я написал его несколько лет назад. Вы узнали ее.
— Мари-Кристин возила меня туда.
Он перевернул холст лицом к стене и показал мне другую картину — портрет женщины за рыночным прилавком, продающую сыр.
— Неужели вы пишете картины, сидя прямо на улице? — спросила я.
— Нет. Я делаю наброски, а потом прихожу домой и работаю с ними. Конечно, не совсем то, чего бы хотелось, но тоже необходимо.
— Как я понимаю, портреты — ваш конек?
— Да, меня привлекает человеческое лицо. В нем можно увидеть так много, если умеешь смотреть. Однако большинство людей предпочитают скрывать то, что могло бы оказаться самым интересным.
— Значит, когда вы пишете портрет, вы стараетесь отыскать то, что спрятано?
— Если хочешь написать по-настоящему хороший портрет, нужно хоть немного знать о своей модели.
— И всех людей, которых вам приходилось изображать, вы изучали.
— Можно подумать, ты теперь настоящий детектив, — сказал Робер, — столько всего знаешь о людях, с которых пишешь портреты.
— Не совсем так, — смеясь, возразил ему Жерар. — Все, что я знаю, важно только для меня одного. Эти знания остаются при мне, пока я работаю над портретом. Я хочу, чтобы мои картины были правдивы.
— А вам не кажется, что людям хочется выглядеть на портретах не такими, каковы они на самом деле, а какими они бы хотели быть? — спросила я.
— Модные художники именно так и делают. Я не из их числа.
— Но если приукрашенный портрет доставляет удовольствие его владельцу, что в этом дурного?
— Ничего. Просто это не то, чем я хочу заниматься.
