Юрий Кондратов, тоже рано ушедший из жизни, держал замечательно. У него было редкое врожденное ощущение баланса балерины на ноге. Я «крутила» с ним по десять-двенадцать пируэтов и могла бы «крутить» еще, если бы музыка Чайковского это позволяла.
Майя Плисецкая и Николай Фадеечев в балете «Лебединое озеро». Париж. 1961 г. Фотограф – Роже Пик
Множество ”Лебединых” было станцовано с Николаем Фадеечевым. Это когда я уже стала «выездной». Коля был невозмутим, аристократичен. Я любила с ним танцевать, так как наши характеры дополняли друг друга. Вывести его из равновесия было невозможно. За репетицию более десяти слов он не произносил. Его уравновешенность действовала на меня целительно. К сожалению, с годами он потяжелел, прибавил в весе. Кулинарные пристрастия и круглосуточный аппетит не могли не сказаться. В еде он отказывать себе никогда не умел.
…Александр Богатырев.
Красивый, как древнегреческий бог, идеально сложенный, романтичный. Партнер безупречный, внимательный. С ним танцевать – как за каменной стеной. О сольном танце заботившийся менее, чем о комфорте балерины. Исступленный воин за правду. Не щадил себя, вступаясь за попранных. Театральная машина и ее водитель-волкодав обрушили на Богатырева пестрый водопад инсинуаций, лжи, черной клеветы. Он отстреливался до последнего патрона. Неравная борьба подорвала его силы, иссушила душу. В спектакли его стали ставить раз в два-три месяца, и то по «пожарным случаям». Он покинул сцену непростительно рано» («Я, Майя Плисецкая»).
Каждый из этих принцев запомнился и был хорош по-своему, но только один стал для Майи Плисецкой особенным Зигфридом и первой любовью. Это танцовщик Вячеслав Голубин – человек трагической судьбы, который в тридцатилетнем возрасте свел счеты с жизнью.
«Слава Голубин был моей первой любовью, и наши “Лебединые” таили для нас обоих нечто большее, чем очередные декадные спектакли. Он хорошо начинал, вел несколько балетов. Но стал пить, и это сломало ему карьеру и жизнь…» – рассказывала Майя Михайловна.
Со Славой – Вячеславом Голубиным, партнером еще со времен их учебы в училище, Майя подрабатывала в концертах в начале 1940-х годов и столько раз целовалась за кулисами… В 1947 году они должны были вместе танцевать в «Лебедином озере» на молодежном фестивале в Праге. Но увы: на первой же репетиции Плисецкая, не вписавшись в поворот, со всей силы ударила партнера локтем в нос. На открытый перелом наложили швы, и танцовщика отправили в Москву. Больше они не выступали вместе.
После разрыва с Плисецкой Голубин стал выпивать. Он быстро ушел со сцены и несколько лет спустя, в тридцать лет, повесился в своей квартире…
Трудные годы
Партия Заремы в балете «Бахчисарайский фонтан» впервые была исполнена Майей Плисецкой 9 марта 1948 года.
Дебюту предшествовала своя история. Еще в первые годы работы Плисецкой в Большом балетмейстер Ростислав Захаров планировал занять ее в главной партии этого балета – Марии. Свыклась с этой мыслью и молодая исполнительница: да, она должна танцевать только Марию! Когда в итоге ей выпало воплотить на сцене образ гордой и властной грузинки Заремы, Майя испытала некоторое разочарование. Она не сразу полюбила эту роль и не сразу посчитала ее своей. Все пришло со временем, когда балерина вполне освоилась в этой непростой, с точки зрения хореографии, партии, в которой виртуозные пассажи чередовались с выразительной пантомимой. Ее пластичные руки так напоминали руки восточных танцовщиц, и ей удалась эта партия любимой и потому счастливой ханской жены, отвергнутой Гиреем, как только он увидел польскую пленницу Марию и склонился перед ее красотой и непохожестью на всех женщин гарема.
По счастью, мы можем видеть Зарему-Плисецкую в фильме «Мастера русского балета», снятом в 1954 году. Пленка запечатлела балерину в «Бахчисарайском фонтане» вместе с Галиной Улановой – Марией. Прекрасная техника, огромный, высокий прыжок – но… Плисецкая была недовольна, увидев себя со стороны, и со свойственной ей самокритичностью в работе стала искать новые краски для своей Заремы: «Увидела и поняла, что можно танцевать еще эмоциональнее, сильнее, шире». Особенной выразительности ее танец достигал в третьем акте балета, в сцене столкновения Заремы и Марии. «Оставь Гирея мне: он мой…»
Майя Михайловна рассказывала, что эту сцену для фильма пришлось снимать пятнадцать раз. И ее опять поразило отношение к профессии ее старшей коллеги, Галины Улановой. «От удара моей руки у Галины Сергеевны уже был синяк, но она все терпела и продолжала съемки. И так же, как всегда, передо мной была живая, бесконечно печальная и трогательная Мария. И хотя это абсолютно противоречило моим актерским, исполнительским задачам, мне всегда – и на сцене, и во время съемок бесчисленных дублей – было невероятно жаль убивать эту Марию: так верилось в подлинность улановской героини…»
Восьмого апреля 1948 года в Большом театре шел одноактный балет «Шопениана». Майя Плисецкая танцевала в нем одну из главных партий. Ничто не предвещало беды. И вдруг в заключительной коде, на повороте, когда солисты следовали друг за другом в сисонах (вид прыжка, разнообразного по форме и часто применяемого), на нее наскочила со всей своей силы мощная прима Марина Семенова. Удар оказался настолько неожиданным, что Плисецкая упала. Правую ногу пронзила такая резкая боль, что балерина не смогла подняться. Остальные продолжали танцевать, обходя ее стороной. Нестерпимая боль в голеностопе правой ноги не проходила, а нога неправдоподобно распухала на глазах. Хорошо, что до закрытия занавеса оставалось совсем мало времени, но минуты эти тянулись целую вечность…
«Слава Голубин и Руденко, скрестив четыре кисти в подобие кресла, несут меня в артистическую. На голеностоп страшно смотреть. Он весь синий, вздутый. Не разрыв ли связок? Доктора в театре нет. Надо добираться в свой Щепкинский, благо близко. Меня приносят домой. Корчусь от боли.
Всю сценическую жизнь травмы не обходили меня стороною. Я рвала икру, защемляла спинной нерв, вывихивала сустав голеностопа, ломала пальцы, разбивала стопы. Каждая из этих травм отодвигала от меня премьеры, отменяла съемки, срывала гастроли. Каждая была трагедией» («Я, Майя Плисецкая»).
Еще в училище у юной Плисецкой начало болеть колено. Врачи поставили диагноз: болезнь Гофа, или «собственная связка наколенника», и вынесли приговор: о балете следует забыть! Как позднее считала балерина, диагноз оказался неверным.
Вылечил Плисецкую… массажист – Никита Григорьевич Шум, пользовавший спортсменов. Он колдовал над Майиным коленом пару недель: разминал, вытягивал, согревал парафином, накладывал компрессы… Только после этого разрешил заниматься в классе. Колено стало здоровым!
От денег, собранных родственниками юной пациентки, Никита Григорьевич в тот раз благородно отказался. Даже не глянул, сколько Майя ему принесла: «Тебе они сгодятся самой. А мне подбрасывают футболисты. На жизнь и курево хватает».
