Или еще лучше: его забирают в СИЗО, а Валентин подкупает там сотрудников и других заключенных, и Александра в одну ночь убивают во время «случайной драки». Сам Александр очень любит именно этот второй сценарий, когда речь идет о тех, кто его предал. А я выхожу замуж за Валентина, усыновляем детей Груздева… И однажды мафия по сценарию невидимого серого кардинала Пономарева, который управляет всей финансовой империей Александра, перережет горло мне, уничтожив перед этим детей – наследников, да и Валентину вряд ли уцелеть. Александр – это такая прочная ниточка, на которую нанизаны тысячи людей и интересов.
Так что прежде всего в подобную войну мне никогда не втянуть Валентина, большого чиновника, карьериста, конъюнктурщика и труса, для которого самая пламенная страсть не стоит в одном ряду с деньгами, властью и опасностью все это потерять.
Да он даже не второй и не десятый вопрос – Валентин Федоров. Я пальцем не шевельну, не вздохну против воли Александра, пока в его власти дети. Так что ответ Федорову готов, он из разряда: «А счастье было так возможно».
Александра я держала на минимальном расстоянии до одного рокового вечера.
Я задержалась в квартире Груздевых допоздна. У Коли поднялась температура. Меня очень беспокоило его здоровье. После той тяжелой кори были осложнения на сердце и почки. Врачи поставили диагноз: «ревмокардит». Конечно, при верном уходе он все это перерастет. Но есть и более тревожные проявления. Колю накрывали периоды тоски и депрессии. Он в равной степени боялся одиночества и отталкивал от себя других людей. Даже Ферузу не всегда пускал в свою комнату.
В присутствии Александра Коля был напряженным, недоброжелательным, неразговорчивым, я постоянно ловила его подозрительный и враждебный взгляд, адресованный отцу.
Только один раз он спросил меня:
– Почему умерла мама? Она никогда не болела.
Я была не готова к прямому ответу, и мальчик прервал мои сложные объяснения:
– Не надо, Ксю. Не ври мне больше.
Вероятно, Коля услышал какие-то взрослые разговоры, что-то могла брякнуть Феруза, какую-то ужасную команду сказать по телефону Александр. Но стал очевиден факт того, что ребенок в своем сложном возрасте выхода из младенчества пережил душевную травму, ничего не забыл, постоянно все усугубляет в своих мыслях, и его психологическая проблема обостряется. Именно она и притягивает болячки, разрушает организм.
Я ночами многое читала о решении подобных проблем, что-то предпринимала, но главной моей целью было скрыть все от Александра. Не дай бог, он начнет «лечить» и сына, как жену. Из такого нервного ребенка не вырастет мужчина «по бандитским понятиям».
Я вышла из детской, когда оба мальчика уснули. Принесла в кухню чашки из-под горячего молока, которое давала детям на ночь. Александр сидел там у бара и пил виски. Он был уже не очень трезв. Надо отдать ему должное: он в Москве отлично держался в этом смысле по сравнению с беспробудным пьянством в Санта-Фе. Из чего я сделала вывод, что он не конченый, запойный алкаш, просто не выносил вынужденного бездействия в золотом изгнании.
Я кивнула ему, сказала, что дети спят, а я ухожу домой. Повернулась спиной и стала мыть чашки в раковине.
Тут это и случилось. Александр зажал меня сзади в тиски, так что не вздохнуть, затем развернул и закрыл рот не жарким, а огнедышащим поцелуем. А дальше…
Я ожидала всего самого ужасного. Что изнасилует прямо в кухне на столе, что потащит в спальню, и дети проснутся от звуков через стенку с московской мифической звукоизоляцией. Но он оставил меня со словами: «Пожалуйста, подожди».
Вышел, через пять минут вернулся в хорошем костюме, свежей рубашке.
Мы вышли из дома, я без звука села в его машину. Ничего не видела в своем полуобморочном состоянии. Не узнала улицу, на которой мы остановились, не поняла, в какое здание мы вошли. Ощущения вернулись лишь в отличном номере отеля. И первое, что я почувствовала, – это почти признательность. Он подумал о детях, о моем страдании и стыде. Здесь, по крайней мере, нас никто не увидит.
У нас все было как у порядочных. Принесли в номер розовое итальянское шампанское, фрукты и мороженое. Александр сначала пытался произнести красивый и банальный тост, начал так:
– Я понял сегодня, как безрадостно проходит жизнь. Я украл сейчас тебя у нашего беспощадного времени, как воруют лучшую розу в чужом саду… Черт, не выходит у меня подобная ерунда. Давай я скажу тебе нормально, как будет понятно только нам одним. Ты думаешь, что я держу тебя из-за того, что ты можешь меня сдать – Федорову или другому козлу, не суть. Из-за того, что ты нянькаешься с моими детьми, ведешь дом. Это все – тьфу для меня. Первый вопрос я обычно решаю, второй – вообще не вопрос. Ко мне завтра выстроится очередь профессиональных гувернанток на сотню километров. Я хочу сказать главное. Я думал, что видел в жизни все, а чего не видел, но хотел бы, куплю или украду. Но рядом со мной никогда не было такой женщины. Я о такой даже не мечтал. Чтобы и красивая, и порядочная, и детей по уму любила. Да еще в математике шаришь, как профессор. Я недостоин, кто бы спорил, а кто достоин? Валик Федоров? Так… Ладно, не буду. В общем, я решил тебя отбить у него. Выходи за меня. Ответишь, когда захочешь. А сейчас иди ко мне. Я не знаю, что такое любовь, но хочу тебя, как зверь, и не хочу, чтобы тебе было плохо или страшно. Могу даже сейчас отпустить или…
– Или, – ответила я. – Ночь, гостиница, шампанское, предложение руки и сердца. Я останусь, чтобы все это досмотреть.
И досмотрела. Теоретически я знаю, что мужчин ни в коем случае нельзя сравнивать, особенно в интимной сфере. Опыт у меня просто капельный. Но даже если бы я очень пыталась сравнить близость со Степаном, Валентином и Александром, у меня бы это не получилось.
У Степана и Валентина есть общие психологические характеристики. Они оба терпеливы, деликатны с женщиной. Но между ними – непреодолимая дистанция положений, которая решает все. Она делает их представителями разных рас.
Один всегда будет песчинкой у подножия властной тени другого. Валентин, не очень выносливый физически, с робостью неуверенного самца в душе, открывается женщине в моменты близости на минуты. А потом он с облегчением опять вознесется на гребень крепости под названием «власть» и будет лишь пальцем показывать, кого казнить, кого миловать.
Честно говоря, этот внутренний контраст Валентина меня даже возбуждал.
Вот и сравнила, поняла, что ничего общего. Но я всегда делаю только то, что нельзя.
И теперь Александр…
И тут возможность сравнения мужчин, то есть людей, обрывается. Потому что Александр – существо какого-то совсем другого вида. Дикарь, зверь, Маугли, выросший завоевателем и убийцей. Коварный лазутчик, способный подчинить воровскому инстинкту цивилизацию. Украсть и на пару часов покорить женщину, которая ненавидит его больше всего на свете.
Вот я и сказала о том, что произошло со мной в ту ночь. Я даже не успела призвать себе в помощь протест. Я сгорела в неукротимой и нечеловеческой страсти, я даже ответила на нее. Чтобы тут же очнуться и сказать себе: «Больше никогда». Никогда во время близости с этим скотом не забывай даже на секунду, что это враг.
