Тамар невольно приходила в восторг. Как сверкали его глаза во время рассказа! В них загорались ярко-голубые огоньки, как в минуты, когда он сильно желал ее. Он был человеком, каким Хьюмилити Браун никогда не мог бы стать.
Во время Рождества в Стоуке был веселый праздник, на котором Тамар и ее отец бьши почетными гостями. Хозяева устроили охоту, во время которой Тамар и Бартли ехали рядом и первыми подстреливали зверя. Он был с ней нежен и больше не вспоминал про ту ночь, когда влез в ее спальню. Он внимательно слушал ее, а она была мила с ним.
Встречая Кристиана, ковыляющего по саду, он всегда останавливался поболтать с ним, приносил ему то конфеты, то фрукты, ребенок издавал радостные возгласы, завидев его. Бартли брал малыша на руки, подбрасывал его в воздух, сажал на лошадь и катал возле дома. Кристиан просто обожал его.
Аннис, ожидавшая второго ребенка, смотрела на эти сцены со слезами на глазах.
— Он хороший человек, — прошептала она, обращаясь к Тамар, — ведь только хорошие люди добры к детям и к слабым.
Тут Тамар вспомнила, что он всегда был добр к слабым. Но права ли она, все время ища обвинения против него? Неужто нельзя простить его, если он уже давно раскаялся?
Теперь он ухаживал за Тамар с особым усердием. Казалось, развлекая ее в доме своего отца, он хотел показать ей: «Вот, что я могу предложить тебе. Однажды этот дом и все имение станут моими».
Однажды по дороге на охоту Бартли сказал ей:
— Мы с тобой отлично бы жили вместе.
Балуя маленького Кристиана, он словно намекал: «Погляди! Как счастливы мы были бы, если бы имели своих детей!»
Но Тамар было нелегко забыть, как она ненавидела его. Многие картины из прошлого отчетливо возникали перед ее глазами.
«Я не доверяю ему», — уверяла она себя.
И все же дни, когда Бартли не было рядом, казались ей скучными. Она словно бы оттаяла и, возможно, стала бы еще более благосклонной к нему, если бы он сумел подольше вести себя подобным образом.
Каждый раз, увидев, как она разговаривает с Хьюмилити Брауном, Бартли высказывался о нем пренебрежительно, а Тамар из духа противоречия начинала горячо защищать его.
Однажды, в начале весны, Бартли, приехав в Пенникомкуик, увидел, что Тамар беседует с пуританином. А позднее, во время верховой прогулки, он сказал ей:
— Я вижу, ты увлечена этим парнем.
— Увлечена?
— Ты не можешь скрыть от меня свои чувства, повторяя мои слова. Ты увлечена им! Я видел, как ты смотрела на него.
— Ты видишь слишком многое, даже то, чего нет.
— Ты кокетничала с ним, клянусь Богом!
Его лицо исказилось от ревности, и он с вызовом воскликнул:
— Я думаю, он твой любовник.
— Мне казалось, в последнее время твои манеры стали немного улучшаться, — холодно ответила она, — но, по-видимому, я ошибалась.
— Ты не можешь этого отрицать. Ты увиливаешь. Тебе не скрыть от меня правду.
— Даже если бы твое грязное подозрение оказалась правдой, с какой стати я стала бы скрывать это от тебя? Какое тебе до того дело?
— Стало быть, все это время, покуда я разыгрывал роль смиренного поклонника, он наслаждался любовью в твоей постели!
— Если бы ты стоял поближе, схлопотал бы пощечину!
— Тебе ни к чему защищать этого пуританина с хитрой рожей. Я всегда подозревал этих коварных людей с показной кротостью. Они этим обезоруживают глупых женщин, таких, как ты. Признайся, он читает молитвы, прежде чем заняться любовью?
— Замолчи! — взвизгнула она. — Я ненавижу тебя! Какая дура я была, вообразив, что ты не такой мерзкий, каким я представляла себе! Как смеешь заявлять мне подобное? Ты думаешь, все мужчины столь же порочны, как ты!
— Тамар, я вижу, что был не прав, — смиренно сказал он, — прости меня.
— Не прощу. Я больше с тобой и словом не обмолвлюсь. Сделай милость, прибереги свои пошлости для разнузданных матросов, а я буду беседовать, с кем пожелаю.
Тамар уже собиралась хлестнуть свою лошадь, но Бартли схватил уздечку.
— Неужто ты не можешь простить ревнивого любовника?
Она бросила на него надменный взгляд.
— Я не смогла бы простить никого, кто осмелился бы говорить со мной подобным образом.
— Послушай, Тамар, я признаю, что был не прав. Я вел себя глупо. Просто приревновал тебя. Для меня невыносимо видеть, как ты улыбаешься кому-нибудь, кроме меня.
— Довольно слов. И прошу, отпусти уздечку. Я хочу ехать домой.
— Вначале скажи, что простила меня. Скажи, что у нас все останется по-прежнему.
— Хорошо, — холодно ответила она, — мы остаемся друзьями, потому что живем по соседству и наши отцы хотят, чтобы мы дружили.
Она увидела, что глаза его метнули молнии гнева, но ничего больше не сказала и вернулась в Пенникомкуик.
На следующий день он приехал снова. Она увидела его в саду с маленьким Кристианом и обратила внимание на то, как он красив, высок и силен, каким тщедушным кажется Хьюмилити Браун в сравнении с ним.
Бартли поднял Кристиан, и малыш радостно улыбнулся ему. Он любил детей и в их присутствии становился мягче, хотя и не слишком. Он относился к числу мужчин, которых дети любят, даже если те вовсе их не замечают. Из него вышел бы прекрасный отец, которым дети гордились бы. «Мне двадцать, — подумала она, — и за кого бы я вышла, кроме Бартли? Но ведь любовь должна быть нежной, ласковой, а не бешеной, жестокой, из-за которой возникают бесчисленные ссоры. Нет, я не могу любить Бартли, но он волнует меня».
Тамар вышла в сад посмотреть, как играют Бартли и Кристиан. Мимо них к сараю с цветочными горшками прошел Хьюмилити, и она улыбнулась ему, думая, какой разительный контраст с Бартли представляет собой этот пуританин. Но Бартли неверно истолковал ее улыбку, выражение его лица изменилось, а Тамар почувствовала, как в ней закипает гнев.
— В начале лета будет морская экспедиция, я вызвался плыть капитаном на одном из кораблей, — сказал Бартли.
— Тебе это будет интересно, — ответила она.
— Да. Жизнь на берегу надоедает.
Они вернулись в дом, и Тамар удивилась, как защемило сердце при мысли о разлуке с ним.
Позднее она часто думала о том, что ее жизнь могла бы сложиться совсем иначе.
Она была дикая, страстная, ненадежная и забыла, что Бартли точно такой же.
Если самым большим грехом Тамар была непомерная гордость, его главным недостатком были нетерпение и гнев. Он по природе своей был чувственный и страстный и слишком долго сдерживал свои эмоции. Достаточно ей было улыбнуться Хьюмилити Брауну, самому беззащитному из всех мужчин, чтобы страсть, которую Бартли сдерживал все эти месяцы, снова вспыхнула.
