Но, – продолжил лейтенант, не сводя с меня взгляда, – кем Себастьян точно не является, так это лжецом. Даже в таких неприятных ситуациях, как сейчас.
– Лейтенант, – сказал Патриарх, его голос был полон тихой угрозы. – Вы говорите, что скорее поверили бы изменнику и перебежчику к драконам, а не своему собственному Патриарху? Этому парню, который обманул всех нас, который помогал нашим врагам, безжалостно убивая и уничтожая наших людей?
– Нет, Патриарх, – ответил Мартин, склонив голову. – Но меня волнует правда. В какой бы форме она ко мне ни поступила. Учитывая характер этих утверждений, мы обязаны выслушать обе стороны. Если он лжет, я лично пущу в него пулю. И приму любое, выбранное вами наказание, какое бы ни последовало за моими сомнения. – Он стиснул зубы, когда повернулся, меряя меня взглядом. – Серьезные обвинения, солдат, – сказал он, с предостережением и угрозой. – Готов ли ты доказать их, осознавая последствия в случае провала?
– Да, сэр.
Он протянул мозолистую, покрытую ожогами руку, и я без колебаний отдал ему конверт. Резкий звук рвущейся бумаги раздался подобно выстрелу в загробной тишине комнаты. Мы с Тристаном отступили назад, когда несколько офицеров сгрудились рядом с Мартином, заглядывая ему через плечо, пока тот доставал содержимое конверта. Теперь происходящее было не в моих руках. Я уже сделал все, что мог. Сейчас решать судьбу своего Патриарха предстояло самому Ордену.
Я взглянул на мужчину перед кафедрой. Он стоял неподвижно, сложив руки перед собой, наблюдая за копающимися в документах и перешептывающимися между собой людьми. Выражение его лица оставалось спокойным, даже немного веселым. Он не выглядел ни капли встревоженным, и у меня внутри все тревожно завертелось. Что, если я был не прав? Вдруг упустил что-нибудь, неправильно понял разговор между Патриархом и агентом «Когтя»? Что, если Патриарх был тем, кто управляет организацией, и я только что совершил огромную ошибку, разоблачив его?
«Нет, – сказал себе я. – Ты знаешь, что видел. Патриарх мастерски склоняет людей на свою сторону. Веди он себя сейчас виновато, и вопросов бы не возникло. Каждый узнает, что он совершил».
На долю секунды взгляд Патриарха метнулся ко мне, тяжелый и полный ненависти. Вокруг Мартина гул перешептываний начал нарастать, становясь громче и яростнее с каждой перевернутой страницей, с каждой передаваемой из рук в руки фотографией. Наконец, гул голосов стих, сменившись потрясением и гневным ожиданием.
– Патриарх. – Вперед выступил мужчина, которого я не знал. Он был старше Мартина, старше Патриарха, с остриженными седыми волосами и повязкой на глазу. Его скрипучий голос прозвучал властно, и остальные мужчины замолчали, когда он заговорил. – Тебя обвинили в сговоре с «Когтем» против Ордена Святого Георгия, и представленные доказательства весьма существенны. Тебе есть что сказать в свою защиту?
– Я Патриарх, – последовал гордый ответ. – Выбранный духовный отец Ордена Святого Георгия и правая рука Бога. Я не нуждаюсь в защите. Только Он может меня судить. – Он холодным взглядом обвел толпу и снова посмотрел на меня. Его глаза горели ненавистью. – Я обращаюсь к древнему ритуалу – Поединку правосудия, – объявил он, и по залу тут же разнесся ропот. Патриарх повысил голос, чтобы его услышали несмотря на шум. – Перед Господом и людьми я называю Гаррета Ксавье Себастьяна лжецом и предателем. Его доказательства фальсифицированы, ложь придумана Змием, чтобы ослепить нас. В связи с этим и в соответствии с нашими священными традициями я вызываю Гаррета Ксавье Себастьяна на Поединок правосудия. Пусть благословение Господа нашего поддерживает праведных, а кара его пусть падет на проклятых. Призываю высшие силы услышать мою мольбу и наказать того, чья душа развращена. Пусть Бог выберет Своего сторонника. Дадим Ему определить виновного!
У меня по спине пробежали мурашки. Поединок правосудия. Впервые я услышал этот термин в академии, когда Питер Мэттьюс, придя в ярость от мнимого пренебрежения им, бросил подобный вызов. «Поединок правосудия», – заревел он мне, отчего все наблюдающие за нами охнули. Бой, доказывающий раз и навсегда, кто является лучшим. Итог оказался неприятным для обоих из нас, обернувшись строгим выговором от самого директора, который укорял нас, объяснял, что мы не осознаем важность вызова, говорил, что поединок не должен использоваться для удовлетворения глупой гордыни. Этот ритуал взывает к самому Богу, чтобы его наказание обрушилось на виновного, благословило праведных и покарало нечестивых. К подобной просьбе нельзя относиться легкомысленно.
Патриарх победоносно улыбнулся, пока смотрел на меня, понизив голос так, что я едва мог слышать его.
– Кодекс Святого Георгия требует, чтобы такой вызов был принят всеми, – провозгласил он, заручаясь поддержкой своих знаний древних законов и традиций. – Никто теперь не защитит тебя, солдат. Никто не выступит вперед. Нас только трое. Ты, твой Патриарх и Кодекс.
Я поймал суровые взгляды лейтенанта и остальных офицеров и понял, что он прав. Когда вызов брошен, они не могли вмешаться, не нарушив традиций. А правила были тем, за что Орден держался любой ценой.
– Гаррет Ксавье Себастьян, – сказал Мартин, выступив вперед. Его челюсть была напряжена, глаза излучали гнев, но он говорил твердым голосом, и перешептывания вокруг нас снова затихли. – Ты вызван обвиняемым на смертельный бой, чтобы определить вину или невиновность вовлеченных сторон. И можешь как принять, так и отклонить вызов. Но знай, если откажешься, то обозначишь себя виновным в глазах всех присутствующих. Каков твой ответ?
Я стиснул зубы. Меня поймали в ловушку, и Патриарх знал это. Откажусь, и он победил. Все доказательства, которые мы собирали, все наши планы по моему проникновению сюда окажутся напрасными. В глазах Ордена отказ сражаться будет признанием моей вины и подтверждением невиновности Патриарха. Подобное казалось нелогичным, даже абсурдным, но Святой Георгий будет придерживаться традиций, даже если это означает, что порочный человек получит свободу.
Если я соглашусь, то должен буду с ним драться. До смерти. Я не знал, насколько искусным бойцом был Патриарх, но я точно знал, что он подготовленный воин. Прежде, чем стать Патриархом, он был солдатом Ордена, полностью преданным делу. Конечно, сейчас Святой Георгий не подпустит его близко к настоящей войне; он слишком важен, чтобы подвергать его риску, но он тренировался для подобной возможности каждый день, готовый и жаждущий, если когда-либо будет призван послужить Ордену в битве еще раз. По крайней мере, так рассказывали.
Я не хотел с ним драться. Не потому, что боялся: несмотря на его высокое положение и заявления о святости, он был всего лишь человеком. И не имело значения, кем или чем ты являешься – человеком, драконом или праведником; все могут истекать кровью, могут умереть. Но мои руки уже покрыты кровью бывших братьев, и моя совесть не чиста. Если я убью Патриарха, священника, выбранного Богом, лидера Ордена Святого Георгия, то навсегда буду заклеймен.
Но мы зашли уже слишком далеко, и поворачивать назад теперь уже слишком поздно. Я подумал о Эмбер и Райли и о подпольной организации мятежных драконов, драконов, которые просто хотели свободы. Подумал о Джейд, о том, как она рисковала жизнью ради защиты монастыря, отказавшись бросить монахов на милость Ордена. И о Тристане, который привел меня сюда, несмотря на все свои опасения, сдержал свою часть договора, хоть и мог дорого за это поплатиться. Возможно, даже своей жизнью. Совершенно очевидно, что Орден должен измениться, но для перемен требуется не только голос. Нужны действия, самоотверженность и упорство, чтобы положить конец всему этому. Я был готов умереть сегодня ночью, оказаться тем голосом, который начинает сомневаться и задавать вопросы, какими бы незначительными они ни были. Но готов ли я убить за это?
