– Марджери О’Хара, вы арестованы по подозрению в убийстве Клема Маккалоу. Ребята, уведите ее.
* * *
После этого, как София рассказала Уильяму тем же вечером, словно все демоны ада вырвались на свободу. Элис налетела на шерифа точно одержимая. Она орала, и вопила, и швыряла в шерифа книжки, пока тот не пригрозил ей арестом, и Фреду Гислеру пришлось держать ее за руки до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. Бет кричала, что они ошибаются и не понимают, о чем говорят. Кэтлин притихла, впав в шоковое состояние, и только качала головой, а малышка Иззи залилась слезами и все причитала: «Но вы не имеете права! Она ведь ждет ребенка!» Фред бросился заводить свой автомобиль и помчался ставить в известность Свена Густавссона, и Свен, белый как мел, приехал в библиотеку вместе с Фредом, требуя, чтобы ему объяснили, какого черта тут происходит. И все это время Марджери О’Хара молчала, словно бесплотный дух, позволив провести себя мимо толпы зевак и усадить в полицейский «бьюик». Она шла с низко опущенной головой, прикрывая рукой живот.
Уильям переварил услышанное и покачал головой. Комбинезон Уильяма был черным от грязи, поскольку он по-прежнему пытался по возможности отмыть их жилище, а когда он провел рукой по затылку, на коже остался маслянистый след.
– Ну и как по-твоему? – спросил Уильям сестру. – Ты тоже считаешь, что она кого-то убила?
– Не знаю, – покачала головой София. – Я уверена, что Марджери не убийца… но там явно произошло нечто еще, о чем она не желает говорить. – София подняла глаза на брата. – Хотя одно я знаю наверняка. Если слово Ван Клива имеет хоть какой-нибудь вес, он сделает все, чтобы максимально уменьшить ее шансы выйти на свободу.
* * *
В тот же вечер Свен, сидя на кухне у Марджери, поведал Элис и Фреду всю историю. Об инциденте на горном хребте, об опасениях Марджери, что Маккалоу будет ей мстить, о том, как он сам две ночи напролет просидел на крыльце с ружьем на коленях и с верным Блуи у ног, пока они с Марджери в конце концов не поверили, что Маккалоу вернулся в свою полуразвалившуюся хибару, возможно, с больной головой и слишком пьяный, чтобы помнить, что – мать его за ногу! – он натворил.
– Но ты должен был все рассказать шерифу! – возмутилась Элис. – Ведь это означает, что имела место самозащита!
– Думаешь, это поможет? – усомнился Фред. – Как только она скажет, что треснула его книгой, эти слова будут расценены как признание. Ее наверняка обвинят в предумышленном убийстве. Нет, сейчас самым умным будет сидеть смирно в надежде, что у них не хватит доказательств, чтобы и дальше держать ее в тюрьме.
Был установлен залог в 25 000 долларов – о таких деньгах никто из них даже мечтать не мог.
– Такую же сумму они запросили за Генри Денхардта, а ведь он в упор застрелил собственную невесту.
– Ну да, вот только он был мужчиной и имел высокопоставленных друзей, способных внести за него такой залог.
Нэнси Стоун буквально разрыдалась, когда узнала, как люди шерифа использовали ее свидетельские показания. В тот вечер она спустилась с гор – впервые за последние два года, – забарабанила в дверь управления шерифа и заявила, что хочет изменить свои показания.
– Я все перепутала! – Нэнси чертыхнулась сквозь дыру между зубами. – Не знала, что ты собираешься арестовать Марджери. Ведь эта девочка делала мне и моей сестре только хорошее, да и всему нашему городу – чтоб тебе пусто было! – и вот как ты решил отплатить ей за добро!
Когда новость об аресте Марджери стала достоянием гласности, по городу, естественно, поползли смущенные шепотки. Но убийство есть убийство, а семейства Маккалоу и О’Хара несли друг другу смерть с незапамятных времен, настолько древних, что никто уже толком не помнил, с чего все началось, подобно вражде между Кэхиллами и Роджерсонами и двумя ветвями семьи Кэмпбелл. Конечно, Марджери О’Хара всегда была несколько странной, не похожей на других, причем буквально с того момента, как научилась ходить, но в жизни всякое случается. Да, она, безусловно, бывает иногда бессердечной – разве не она сидела на похоронах у собственного отца с каменным лицом, не проронив ни слезинки? И очень скоро после бесконечных колебаний общественного мнения то в одну, то в другую сторону публика начала задумываться над тем, а нет ли в ней чего-то и от дьявола тоже.
* * *
Тем временем в городке Бейливилле, расположенном в низине на юго-восточной границе штата Кентукки, солнце неторопливо скрывалось за вершинами гор, и вскоре в маленьких домишках вдоль Мейн-стрит, а также в тех, что были разбросаны между горами и ущельями, керосиновые лампы моргали и гасли одна за другой. Собаки под чертыхание усталых хозяев устраивали перекличку, их вой эхом разносился по горам. Младенцы орали, и их иногда успокаивали. Старики предавались воспоминаниям о лучших временах, а молодые, находившие утешение в нежных объятиях, тихо подпевали радио или далеким звукам чьей-то скрипки.
Кэтлин Блай, в своей высокогорной хижине, прижав к себе спящих детей – их мягкие, похожие на одуванчики головенки покоились, словно книжные закладки, по обе стороны от матери, – вспоминала о своем муже, с мощными, как у бизона, плечами и нежными руками, заставлявшими ее плакать от счастья.
А в трех милях к северо-западу, в большом доме посреди ухоженной лужайки миссис Брейди пыталась осилить очередную главу своей книги, в то время как ее дочь у себя в спальне тихо распевала гаммы. Миссис Брейди со вздохом отложила роман: одолеваемая грустными мыслями о том, что жизнь, вопреки ожиданиям, иногда поворачивается к тебе совсем другой стороной, почтенная дама размышляла о том, как объяснить случившееся миссис Нофсьер.
Между тем на заднем крыльце дома напротив церкви Бет Пинкер читала атлас, курила бабушкину трубку и думала обо всех людях, которых ей хотелось бы придушить, и в этом списке Джеффри Ван Клив стоял на первом месте.
В хижине, где должна была находиться Марджери О’Хара, сердце этого дома, по обе стороны от грубо отесанной двери два человека не могли сомкнуть глаз, отчаянно ища выход из создавшейся ситуации, их мысли были словно китайская головоломка, а завязавшиеся в тугой узел волнение и тревога непосильным бременем давили на плечи.
И наконец, в нескольких милях от родного дома Марджери О’Хара сидела на полу, прислонившись спиной к стене своей камеры, и пыталась подавить панику, поднимавшуюся из груди и накатывавшую душной волной. В камере напротив двое мужчин – алкаш из другого штата и вор-рецидивист, чье лицо было Марджери смутно знакомо, хотя имени она, хоть убей, не помнила, – выкрикивали в ее адрес непристойности, а помощник шерифа, хороший человек, переживавший из-за того, что в Бейливилле не было раздельных, мужских и женских, тюрем (при всем старании он не мог припомнить, когда в последний раз в тюрьме Бейливилла ночевала женщина, тем более беременная), закрыл простыней половину решетки, чтобы хоть немного защитить узницу от посторонних взглядов. Однако Марджери слышала тех мужчин, от которых нестерпимо несло мочой и по́том, а они, в свою очередь, чувствовали ее присутствие, и это привносило элемент интимности в тесные стены тюрьмы, что тревожило и вызывало дискомфорт, отчего Марджери, несмотря на усталость, не удавалось заснуть.
