Глава 23
Я не прошу тебя всегда так любить меня, но прошу тебя помнить. Где-то в глубине меня всегда будет жить та сегодняшняя.
Ф. Скотт Фицджеральд. Ночь нежна
В Бейливилле воцарилась почти цирковая атмосфера, веселая суматоха, по сравнению с которой концерт Текса Лафайета был встречей выпускников воскресной школы. Когда новости о дате начала судебного заседания поползли по городу, общественные настроения начали меняться, причем не всегда в положительную для Марджери О’Хара сторону. В город стали стекаться представители разветвленного клана Маккалоу из Теннесси, Мичигана и Северной Каролины. Некоторые из них уже несколько десятилетий не видели Клема Маккалоу, однако в настоящий момент были обуреваемы идеей возмездия за смерть своего горячо любимого родственника и в скором времени взяли себе за правило собираться или перед тюрьмой, или перед библиотекой, выкрикивая оскорбления и угрожая отмщением.
Фред уже дважды выходил из дому, чтобы навести порядок, но, когда обе попытки провалились, ему пришлось достать ружье в качестве весомого доказательства того, что женщины имеют право спокойно работать. С приездом членов клана Маккалоу город разделился на два лагеря: на тех, кто был склонен считать, что Марджери, как член порочной семьи О’Хара, продолжила их кровную вражду, и тех, кто предпочитал опираться на собственный опыт и был благодарен Марджери за книги, которые она доставляла, тем самым украшая их жизнь.
Бет дважды отстаивала в драке репутацию Марджери: один раз в магазине, а второй раз на крыльце библиотеки. И теперь ходила со сжатыми кулаками, пребывая в боевой готовности надавать обидчикам тумаков. У Иззи глаза были постоянно на мокром месте, и она молча качала головой, когда с ней пытались завести речь о судебном процессе. Кэтлин с Софией тоже оказались немногословны, но их мрачные лица красноречиво свидетельствовали о том, чем, по их мнению, все это закончится. Элис, которая, повинуясь желанию Марджери, больше не навещала ее в тюрьме, все время казалось, будто она постоянно присутствует в этом небольшом бетонном здании, привязанная к нему невидимыми нитями. Марджери понемножку ест, сообщил помощник шерифа Даллес, встретив Элис. Но почти не разговаривает. И похоже, все время спит.
Свен уехал из города. Он купил повозку и молодую лошадку, собрал свои немногочисленные пожитки и, покинув дом Фреда, перебрался в однокомнатный домик неподалеку от фермы, где жила кормилица, в восточной части Камберленд-Гэпа. Он больше не мог оставаться в Бейливилле и выслушивать, что говорят о них люди. Не мог жить в ожидании того, что ему придется видеть падение любимой женщины, плачущий ребенок которой будет находиться в двух шагах от матери. Глаза Свена покраснели от усталости, возле уголков рта пролегли глубокие морщины, но отнюдь не из-за хлопот с ребенком. Фред обещал Свену сразу же заехать за ним, как только что-то прояснится.
– Я скажу ей… Я скажу ей… – начал Фред и запнулся, неожиданно поняв, что не знает, о чем сможет говорить с Марджери.
Они со Свеном переглянулись, похлопали друг друга по плечу – так выражают эмоции молчаливые мужчины, – и Свен уехал, низко надвинув на лоб шляпу и сжав губы в тонкую полоску.
* * *
Элис тоже начала паковать вещи. В тиши маленькой хижины она сортировала одежду на ту, что может пригодиться ей в будущей жизни в Англии, и на ту, которую она вряд ли когда-нибудь сможет носить. Нахмурившись, Элис перебирала нежнейшие шелковые блузки, элегантные юбки, невесомые комбинации и ночные рубашки. Неужели она когда-то была этой утонченной особой? В чайных платьях в темно-зеленый цветочек с кружевным воротником. Неужели ей действительно требовались бигуди, жидкости для укладки волос и перламутровые броши? Ей казалось, что все эти эфемерные вещи принадлежали кому-то, кого она уже перестала узнавать.
Она сообщила девушкам о своем отъезде лишь после того, как собрала вещи. В последнее время все девушки, будто по негласной договоренности, стали подолгу засиживаться в библиотеке после конца рабочего дня. Словно библиотека оказалась единственным местом, где они были в состоянии находиться. Наконец, за два дня до начала судебного процесса, Элис, дождавшись, когда Кэтлин начала собирать сумки, решилась признаться:
– Итак, у меня есть для вас кое-какие новости. Я уезжаю. На случай если кто-нибудь захочет взять себе кое-что из моих вещей, я оставлю в библиотеке сундук с одеждой. Ройтесь в нем на здоровье.
– Уезжаешь? Откуда?
– Отсюда. – Элис проглотила ком в горле. – Мне нужно вернуться в Англию.
В комнате повисла тяжелая тишина. Иззи испуганно закрыла рот руками:
– Но ты не можешь уехать!
– Я не могу остаться. Если только не вернусь к Беннетту. Теперь, когда Марджери попала за решетку, мистер Ван Клив наверняка придет по мою душу.
– Не говори так! – возмутилась Бет.
И все снова притихли. Элис старалась не замечать удивленных взглядов, которыми обменивались девушки.
– Неужели Беннетт так плох? – спросила Иззи. – Я хочу сказать, что если ты уговоришь его выйти из папочкиной тени, то, вероятно, у вас двоих еще будет шанс. И тогда ты сможешь остаться.
Ну как объяснить подругам, что неожиданно вспыхнувшее чувство к Фреду окончательно лишило ее возможности вернуться к Беннетту?! Уж лучше находиться за тысячи миль от Фреда, чем быть чужой женой и каждый день проходить мимо него. И хотя Фред не делал попыток даже дотронуться до Элис, он всегда понимал ее гораздо лучше Беннетта.
– Я не могу. И вам отлично известно, что мистер Ван Клив не успокоится, пока не избавится и от Конной библиотеки тоже, тем самым оставив нас всех без работы. Фред видел его с шерифом, а Кэтлин на прошлой неделе два раза – в обществе губернатора. Он явно под нас копает.
– Но если с нами не будет Марджери и не будет тебя… – начала Иззи и осеклась.
– А Фред знает? – спросила София.
Элис кивнула.
София встретилась с ней глазами, явно ища подтверждения.
– А когда ты уезжаешь? – поинтересовалась Иззи.
– Как только закончится суд.
Вчера Фред почти не разговаривал с ней по дороге домой. Элис хотелось прикоснуться к его руке, сказать, что ей ужасно жаль и она не хочет уезжать, но печальное осознание того, что билет уже куплен, вводило в ступор, сковывало движения.
Иззи потерла глаза и шмыгнула носом:
– Мне кажется, будто все разваливается на части. Все, ради чего мы работали. Наша дружба. Эта библиотека. Все разваливается.
Обычно, когда одна из девушек столь экспрессивно выражала свои чувства, остальные набрасывались на нее, убеждали не болтать чепухи и не сходить с ума, говорили, что ей просто нужно хорошенько выспаться, поесть, взять себя в руки или что причина в месячных. Но они не проронили ни звука, и уже одно это было красноречивее любых слов.
София нарушила молчание. Она шумно вздохнула и положила руки на стол:
