— Ладно, пусть не на этом самом, тот мне не продали, но это точная копия, даже вот эта маленькая трещинка, давшая впоследствии основание историкам утверждать, что у Наполеона в тот момент дрожала рука, и та заботливо воссоздана. Но это мелочь, важно другое. Последний акт драмы жизни двух великих людей разыгрывается в одинаковой обстановке — как это символично! Я всегда ощущал невероятное сходство наших судеб, не удивлюсь, если впоследствии докажут, что я есть реинкарнация Наполеона. Как и у него, у меня за этим крахом последует феерический взлет, и те, кто сохранят мне верность, вознесутся вместе со мной к вершинам…
Северину надоело слушать хвастливую болтовню Каменецкого и он принялся разглядывать гостиную, с этого станется точно воссоздать обстановку Фонтенбло, а мы когда еще туда попадем, если вообще сподобимся. Но что-то тут было не то, даже на его не шибко искушенный взгляд. Императорские пчелы стремились к королевским лилиям, срывались с обивки кресел и летели к гобеленам. Северин так увлекся их полетом, что даже расслышал мерное гудение. Оказалось, что это гудел самолет, где-то очень далеко, в комнате же стояла гробовая тишина. Северин посмотрел на Наташу, та понимающе улыбнулась ему. Каменецкий же молча переводил взгляд от кресла к гобелену и обратно.
— За что купил, за то продаю, — сказал он наконец с некоторым раздражением.
— А мне кажется, в убыток себе продаете, — ответил ему Северин.
— Если вы такой умный, так пойдемте в спальню, там Наташа целых семнадцать несоответствий нашла, может быть, вы ее переплюнете.
Северин бросил быстрый взгляд на Наташу, та отрицательно покачала головой, но тут же отвела глаза. Потупила из стыдливости, так охарактеризовал Северин это движение, удерживая себя в образе верного рыцаря прекрасной дамы.
— Не смею состязаться с Натальей Ивановной, — сказал он.
— И правильно, все равно проиграете. Кто может сравниться с Натальей… — запел Каменецкий и тут же оборвал себя. — Чьей? До недавнего времени, а если быть совсем точным, то два часа назад я питал надежду, что моей.
— Разве я давала вам основания для такой надежды? — с царственным величием спросила Наташа.
— Эх, Наташа, Наташа, ты задумывалась когда-нибудь над тем, что объединяет Веру, Надежду и Любовь? Их объединяет то, что для них не нужны основания, никакие разумные основания. Весь разум остался у матери их Софьи. У мужчин как? Три сына, два умных, третий дурак. А тут три дочери и все дуры! — Каменецкий одним махом перешел от задушевности к крику.
Господи, как же тяжело было с ним разговаривать! Но вот маятник качнулся в обратную сторону, и Каменецкий вновь заговорил нежно и ласково, обращаясь к Наташе и не замечая Северина.
— О, Наташа, задумывалась ли ты когда-нибудь над тем, что объединяет веру, надежду и любовь, три чувства, живущие в моем сердце? Их объединяешь ты. Я люблю тебя, Наташа, я надеюсь, что ты поедешь со мной, я верю, что мы будем счастливы, всю нашу долгую будущую жизнь, — казалось, что в комнате зазвучали флейты, но Северину сквозь прекрасную мелодию чудился незамысловатый мотив дудочки. Но вот вступили трубы.
— Наташа, оставим все это, устремимся вместе вперед, к сверкающему будущему. Мы созданы друг для друга, мы предназначены Творцом друг для друга, наш союз записан на скрижалях судьбы. Мы не можем противиться воле Творца, потому что мы не просто люди, мы два начала, два великих начала, кровь и плоть, красота и сила, русская душа и еврейский ум, Богоносица и Богоизбранный, переменчивая женственность и твердая мужественность, Эликсир бессмертия и Философский камень, которые, слившись, завершат Великое Творение. Я сделаю тебя царицей мира, Наташа, ты займешь место, предназначенное тебе от века, в тебе сойдутся все чаянья человечества, и люди склонятся перед тобой, царицей мира, они склонятся перед нами!
Фанфары гремели вовсю, но и они не могли заглушить звуков дудочки. Северин с беспокойством посмотрел на Наташу, она сидела как зачарованная, как будто в этом бессвязном и бессмысленном бреде содержалось нечто понятное ей и даже привлекательное. Северин вдруг ощутил себя Адамом, подслушивающим разговор Змия с Евой. Но в отличие от наивного Адама он уже съел свое яблоко с древа познания и представлял, что может произойти дальше, если вовремя не вмешаться.
— Правильно ли я вас понял, Борис Яковлевич, что вы собираетесь покинуть пределы нашей многострадальной державы? — громко спросил он. — Вернее, что некие злобные силы вынуждают вас сделать это? И куда же вы направите свои стопы, пардон, шасси своего самолета? Будете как ваш великий предшественник копить силы для феерического возвращения, сидя между исторической родиной и бывшей империей? Вашей Эльбой станет Ницца, последнее прибежище богатых русских изгнанников? Или вы все же постараетесь преодолеть довлеющую наполеоновскую карму и отправитесь прямиком в Лондон, самое популярное ныне место тусовки опальных олигархов? С Лондо́ну выдачи нет, так, кажется, отвечают свободолюбивые темзские казаки русскому царю.
Наконец и Наташа пришла в себя.
— Тяжела шапка Наполеона! — рассмеялась она. — От судьбы не уйдешь! Хочется простого человеческого счастья, да она, великая, обязывает. Реконструкция так реконструкция, вплоть до трещинки. Придется вам отправляться в изгнание в одиночестве.
— Значит — нет? — зло прохрипел Каменецкий.
Наташа только развела руками в ответ.
— Нет, значит, нет, — сказал Каменецкий, как-то на удивление быстро успокаиваясь, — честно говоря, я сразу, как вас увидел, понял, что все кончится этим «нет». Но попытаться стоило, не так ли, Евгений Николаевич? Вы-то меня понимаете! Ради такой красы!.. Вот и Наташа не в обиде, она скорее бы обиделась, если бы я не попытался, ведь так, Наташа, признайся, я ведь тебя насквозь вижу, что уж говорить о товарище следователе. Вот, улыбнулась, так и надо, мы же друзья, мы все добрые друзья. Но что же мы тут сидим, я же собирался вам дом показать!
— Да что вы все дом да дом, у вас, я слышал, зверинец имеется, — заметил Северин.
— Промашка вышла, товарищ следователь, не могли вы такого слышать, потому что зверинца у меня нет, не было и никогда не будет. Не люблю я зверье в клетках, сам свободу превыше всего люблю и других ее не лишаю. Посидели бы годик в клетке, тогда бы поняли. Только и была у меня одна птичка, но и ту выпустил, да вы знаете.
Последняя фраза Северину очень не понравилась. О годе в заключении Каменецкий случайно проговорился, как бы невольно компенсируя северинскую промашку. Но орла он помянул вполне осознанно. Что это, вызов, демонстрация силы, желание поставить назойливого следователя на место, пренебрежение всякой осторожностью в связи с отъездом? Вряд ли.
Единственное, что может испортить ему комфортное существование на Западе, это обвинение в банальном уголовном преступлении, все остальное будет трактоваться как преследование по политическим мотивам, это мы уже проходили и не раз. Остается предположить, что у него от неприятностей последнего времени крыша поехала, немного, но достаточно, чтобы потерять адекватность восприятия действительности. Вся эта дерганость, быстрые смены настроения, смешки, песенки — клиника, чистейшей воды клиника! Додумать эту мысль до конца Северин не успел, потому что Каменецкий любезно и в то же время настойчиво пригласил их с Наташей следовать за ним.
