Не думаю, что мы с Трэвисом могли быть еще более непохожими в личностном плане. Мы часто расходимся во мнениях, но никогда об этом не говорим. Трэвис из тех парней, кто предпочитает, чтобы проблемы решались сами собой, вместо того чтобы подливать масла в огонь. По моим ощущениям, для Трэвиса не существует промежуточных вариантов: всё либо черное, либо белое. И это хорошо, потому что сам я постоянно пребываю в сомнениях. Я могу самыми разными способами найти и плохое, и хорошее, это философский взгляд, но в то же время он приводит меня в замешательство.
Некоторые из наших самых больших разногласий касаются вещей, которые и отличают Blink-182 от других. Я вообще не интересуюсь городской культурой. Это за пределами моей ДНК. Это не значит, что я считаю себя лучше других, – во многих отношениях я хуже многих ребят как музыкант и исполнитель. В музыке и искусстве мне нравится совсем другое. Это взаимное притяжение и отталкивание между нами иногда приводит к крутому результату, потому что парень пытается сыграть бит из хип-хопа в панк-рок-песне. Поэтому я даже не могу сказать, есть ли между нами настоящие разногласия.
Раньше Марк с Томом писали каждый свои песни, а потом собирались и объясняли их барабанщику. Теперь мы писали песни все вместе. Некоторые песни начинались с того, что я играл какой-нибудь бит и кто-то из них говорил: «О, я напишу на него песню». Иногда у кого-то из них в голове уже крутилась мелодия, и мы вместе пытались придумать, как сделать из нее песню.
Например, песню «All the Small Things» мы сочинили, когда просто что-то наигрывали, а потом решили специально оставить средний темп. Том ушел и вернулся, напевая мелодию «на-на-на», и мы поверить не могли, насколько она получилась запоминающаяся. Мы всё время над ним подтрунивали: он назвал песню «All the Small Things» («Все эти мелочи». – Прим. пер.), и мы с Марком твердили, что это песня про пенис Тома.
Марк написал песню «Adam’s Song», когда чувствовал себя ужасно одиноким на гастролях и думал о самоубийстве, потому что дома у него не было девушки. Мы ее так назвали по скетчу из передачи «Мистер Шоу», где группа пишет песню с таким названием, и из-за нее один поклонник кончает с собой. Песня Марка была абсолютно антисуицидальной, она о том, что бывают тяжелые переживания, но всегда найдется выход. Песню «What’s My Age Again?» написал в основном Марк, и она о том, что он уже взрослый, а по-прежнему ведет себя как ребенок. Музыкальные идеи для всех этих песен родились, когда мы втроем просто баловались с инструментами.
Когда пишешь песню, лучше физически воспроизводить ее в той аранжировке, в какой хочешь записать. Тогда результат будет лучше, чем если просто записывать ее по частям в студии, – она получится гораздо более цельной. Потому что если просто слушать песню, а не играть ее, то слышишь только набор отдельных инструментов, еле-еле собранных вместе, и трудно сказать, качает ли она.
МАРК ХОППУС (басист / вокалист, Blink-182)
Когда я придумываю песню и приношу ее Трэвису, то говорю: «Можно сделать какой-нибудь такой бит», – и выстукиваю его у себя на коленке. Трэвис кивает и говорит: «Да-да, хорошо». Потом он идет его записывать и делает нечто совершенно другое, но песня получается в тысячу раз лучше. Он придумывает что-нибудь неожиданное, но каким-то образом в контексте песни это оказывается уместно. Он не просто ищет ритм – он думает о песне. Когда мы записываемся, мы с ним много говорим о фразировке: как эта строчка будет звучать, когда переходит в припев? Мы даем Трэву большое пространство для творчества и только потом записываем вокал. Он прекрасно слышит, что в песне звучит уместно, а что нет.
Том вечно пытается что-то выкинуть из песни, я, наоборот, пытаюсь что-то всунуть. А Трэвис как молния: никогда не знаешь, что будет.
Две недели мы сочиняли песни, а потом три-четыре дня записывали. Весь альбом мы записали в домашней студии Чика Кореи, джазового пианиста. Папа всегда включал в машине его песни, поэтому я был очень рад побывать у него дома. Я записал все барабанные партии за один день: это заняло около восьми часов. А потом Марк и Том записывали гитары и вокал. И всё. В Blink-182 материал, который оказывается самым крутым, не очень-то продуман. Мы записали альбом, какой хотели, будучи теми, кем хотели, просто попробовав пару фишек, которые группа раньше не использовала.
У нас был потрясающий продюсер, Джерри Финн, который был всего на несколько лет старше. Джерри обычно носил футболку «Риплейсментс» и кроссовки «Вэнс». Он работал с Green Day, Jawbreaker и несколькими группами в компании «Эпитаф Рекордс», включая Rancid и Pennywise. Джерри не был каким-нибудь пижоном из тех, что подъезжают к студии на «Бентли», – он был одним из нас. Он мог говорить с нами откровенно, и мы к нему прислушивались, что очень важно. Сегодня слово «продюсер» означает «Я собираюсь написать вам пару песен». Он так не делал – скорее он подкидывал нам идеи и внимательно слушал. Он говорил: «Эй, звучит круто – почему бы эту часть в конце не сделать подольше?» или «А что, если к этой песне добавить вступление?».
Джерри бесил мой малый барабан, потому что он всегда был настроен слишком высоко (как барабан, с которым маршируют). Но больше всего он ненавидел вибраслэпы: это такой перкуссионный инструмент с деревянным шариком на одном конце и деревянной коробочкой с другой, в которой находятся металлические детали. Он издает характерный трещащий звук. Он часто используется в латиноамериканской музыке, а еще он есть в «Crazy Train» Оззи Осборна. Мы с ним даже стали шутить: я пытался пронести в студию вибраслэп, а он бесился.
Альбом мы назвали «Enema of the State» («Клизма государства», созвучно с выражением «enemy of the state» – «враг государства». – Прим. пер.). (Том тогда соблюдал диету и экспериментировал с клизмами.) Вскоре мы отдали его «Эм-Си-Эй», своей звукозаписывающей компании, а они разволновались и сказали нам, что это будет бешеный успех: альбом станет платиновым, а мы будем собирать стадионы по всему миру. Мы тогда только посмеялись – это звучало просто нелепо. Я сказал себе, что он будет продаваться ужасно, – таким образом, если он будет продаваться хорошо, я буду просто в восторге. Первым делом после записи альбома нам нужно было снять клип на песню «What’s My Age Again?». Режиссеры Маркос Сига и Брэндон Пекуин узнали, что иногда на сцене мы раздеваемся. Мне становилось жарко, и я играл прямо в боксерах. Иногда Марк снимал с себя всю одежду и прикрывал хозяйство бас-гитарой.
Поэтому режиссеры решили: мол, ребята, мы хотим, чтобы вы снялись в клипе голышом. Спустя неделю мы все бежим голые по Третьей улице Лос-Анджелеса. Люди смотрели на нас и сигналили. Это продолжалось около пятнадцати часов – между дублями мы одевались, а потом опять приходилось раздеваться. Режиссеры всё время кричали: «Раздеться!» Когда рядом были дети, нам давали плавки «Спидо» телесного цвета, но это не намного прикольнее, чем быть совсем голым.
Вскоре после выхода альбома «Enema of the State», в начале июня 1999 года, мы отправились в турне под названием «Warped Tour». Том с Марком предупредили меня о Флетчере, гитаристе группы Pennywise. Они несколько раз брали Blink-182 с собой на гастроли, что было замечательно, но потом Флетчер сидел за кулисами с пневматическим пистолетом и стрелял в них, пока они играли на сцене. Тогда блинки ездили на фургоне, и к нему был прицеплен небольшой трейлер для инструментов и товаров. Флетчер запер их всех в трейлере и уехал на следующий концерт: «Вот вам посвящение, ублюдки».
