У людей и у животных системы распознавания опасности характеризуются существенной асимметрией между сигналами опасности и безопасности. Первые, по сути, представляют собой свойства среды. Например, мелкие грызуны чувствуют запах хищника (кошки) и ведут себя соответствующим образом. Они тратят больше времени на обследование своего жизненного пространства, избегают выходить на открытые места, прячутся и т. д. Это происходит, потому что особенность среды – в данном случае специфический запах – принимается за явный признак потенциальной опасности. А вот явного сигнала безопасности не существует. Отсутствие запаха кошки не может быть достоверным признаком отсутствия кошек, поскольку можно представить себе множество ситуаций, когда кошка на самом деле находится в пределах досягаемости, но потенциальная жертва по какой-то причине не может ее учуять
[147].
У людей, на поведении которых сильно сказывается информация со стороны собратьев, эта асимметрия между опасностью и безопасностью ведет к одному важному следствию, а именно к тому, что предупреждающие советы редко подвергаются проверке. Одно из важных преимуществ наследования культурных особенностей состоит в том, что оно избавляет нас от систематического обследования окружающей среды в поисках источников опасности. Вот простой пример: поколение за поколением индейцы Амазонии передавали друг другу, что клубни кассавы, разновидности маниока, ядовиты и становятся съедобными только после правильного вымачивания и приготовления. Индейцы не испытывали никакого желания экспериментировать с содержащимся в корнях этого растения цианидом. Ясно, что получение информации на основе доверия куда более широкий феномен в передаче культурных особенностей – большая часть технических знаний передается из поколения в поколение, не слишком подвергаясь намеренной проверке. Следуя проверенным временем рецептам, люди, так сказать, бесплатно, выступая в роли «безбилетников», пользуются знаниями, накопленными предыдущими поколениями
[148]. Предупреждения имеют особый статус, потому что, если мы воспринимаем их всерьез, у нас нет причины проверять их. Если вы считаете, что сырая кассава ядовита, то единственное, что вам остается, – это не проверять утверждение, что кассава ядовита.
Это предполагает, что информация, связанная с опасностью, часто считается достоверной, по крайней мере временно, как мера предосторожности, которая не бывает лишней. Психолог Дэн Фесслер сопоставил, насколько люди доверяют утверждениям, сформулированным в негативном, упоминающем об опасности ключе («10 % пациентов, перенесших инфаркт, умирают в течение десяти лет») или в позитивном духе («90 % пациентов, перенесших инфаркт, живут более десяти лет»). Хотя эти утверждения совершенно равнозначны, испытуемым казались более убедительными негативные формулировки
[149]. Другие исследования показывают, что читатели считают более компетентными и хорошо осведомленными авторов, которые перечисляют в своих текстах (например, о компьютерных программах или пеших походах) возможные опасности
[150].
Все эти факторы побуждают участвовать в передаче информации об угрозах, и отсюда становится понятно, почему люди распространяют так много слухов о потенциальной опасности. Даже не слишком серьезные городские легенды следуют этой модели, во многих из них рассказывается, что бывает с теми, кто пренебрегает потенциальной угрозой. Страшные истории о женщине, которая никогда не мыла голову и в ее прическе завелись пауки, о няне, сушившей мокрого щенка в микроволновке, и о прочих персонажах городских легенд предупреждают нас: вот что случается, если мы не распознаем опасность, исходящую от будничных ситуаций и предметов
[151].
Итак, можно ожидать, что люди особенно стремятся получить информацию такого толка. Естественно, она не всегда порождает слухи, которые воспринимают всерьез, в противном случае культурная информация состояла бы исключительно из предупреждающих советов. Есть несколько факторов, ограничивающих распространение слухов.
Во-первых, при прочих равных условиях правдоподобные предупреждения имеют преимущество перед описаниями маловероятных ситуаций. Это кажется очевидным, но в большинстве случаев налагает серьезные ограничения на общение. Намного проще убедить соседей в том, что лавочник продает тухлое мясо, чем в том, что он иногда превращается в ящера. Отметим, что правдоподобие или неправдоподобие сообщения слушатель определяет, исходя из собственных критериев. Некоторых людей легко убедить в самых маловероятных вещах (например, в существовании таинственных всадников, сеющих болезни и погибель), если у них и прежде имелись соответствующие представления (например, о конце света).
Во-вторых, в сегменте непроверенной (и в общем неверной) предупреждающей информации затраты на меры предосторожности должны быть относительно умеренными. Возьмем крайний случай: довольно легко убедить людей не обходить по кругу корову семь раз на рассвете, потому что нам ничего не стоит последовать этому совету. И хотя обычно некоторые затраты все же требуются, они не должны быть слишком велики. Это объясняет, почему многие распространенные табу и суеверия требуют незначительных отклонений от обычного поведения. Тибетцы обходят чортены (буддийские ступы) с правой стороны, в Габоне представители народа фанг выливают на землю несколько капель из только что открытой бутылки – в обоих случаях это делается для того, чтобы не оскорбить мертвых. Предупреждающие советы, цена которых высока, также тщательно проверят, и потому они могут быть так же широко распространены, как эти ничего не стоящие предписания.
В-третьих, потенциальная цена игнорирования предупреждающего совета, то, что может случиться, если мы не предпримем мер предосторожности, должна быть достаточно серьезной, чтобы у слушателя включилась система распознавания опасности. Если вам сказали, что, обойдя ступу слева, вы чихнете, и это единственное последствие, вы, возможно, проигнорируете правило прохождения мимо ступ. Оскорбление предков или божества кажется проступком куда более серьезным, особенно если в точности неизвестно, как они могут отреагировать на такое поведение.
Итак, похоже, что распознавание опасности – одна из тех областей, в которых мы можем выключить свои механизмы эпистемической бдительности и руководствоваться предупреждающей информацией, особенно если такое поведение обходится нам не слишком дорого, а предотвращенная опасность одновременно серьезна и неясна.
Почему опасность морализируется
Обсуждая «мусорную» культуру, очень легко надолго застрять на вопросе «Почему люди (другие люди) верят в подобные вещи?». Но можно задаться не менее важным вопросом: почему люди хотят передавать такую информацию? Почему они рассказывают друг другу о похитителях пенисов и о роли секретных служб в распространении эпидемии ВИЧ? Проблематика убеждений и верований очень интересна, но последние не всегда играют важную роль в наследовании культурных особенностей. Да, многие люди верят слухам, которые распространяют, но одной этой веры недостаточно. Нужно учитывать еще и стремление передавать – без него многие производили бы ничего не стоящую, пустую информацию, но она не порождала бы ни слухи, ни «мусорную» культуру.
