Яков тоже был здесь, готовый переводить остальным русским и корейцам. Протиснувшаяся сквозь толпу Лера, доверху застегнув куртку, встала рядом с охотником. Разглядев Олафа и Милен, кивнула им и улыбнулась, наблюдая суетящихся в запарке Паштета и Треску.
– Чего одна? – спросил Батон.
– Пусть спит. Успеется.
Пестрели костюмы, звучала музыка, чадили факелы, все возбужденнее гомонили окончательно проснувшиеся люди, наконец дождавшиеся гуляний в честь прибытия каравана. Соревнуясь между собой в достатке, что автоматически означало престиж, соседи любили пустить друг другу пыль в глаза. Судя по выражению лица вышедшего навстречу процессии в окружении свиты Турнотура, сандурцам это сейчас удалось. Огромный предводитель был роскошно одет, опирался на вычищенный посох и даже успел умастить заплетенную бороду щепотью благовоний; теперь же во всем этом великолепии, выйдя на заливаемое лучом маяка пространство, он ждал подъезда гостей.
Процессия приближалась и волнение нарастало. Наконец кавалькада замерла в десятке метров от Турнотура. Смолкла музыка, перестали скрипеть поводья, натруженные животные не издавали ни звука, и над площадью повисла тишина.
Стоявший в джипе Балдер Никалунд снова воздел руки – по традиции приветствие первыми начинали гости – и начал петь. Ему подпевали вставшие по бокам автомобиля менестрели.
Нет краше земли в мире славной моей!
Я щедро богат, счастлив я жить на ней.
Прекрасен и в зиму и в лето порог
Родных островов, подарил что нам Бог.
Когда вас открыли, то дали вам имя –
Фареры, бог любит мой край!
Обитатели Сувуроя дружно подхватили гимн Фарер:
Лучи солнца летом на пиках блестят,
Гнетут в зиму буйные бури наш взгляд.
О рьяное сердце, о духа полет
Нас объединяет в единый народ!
И с верою нашей стоим мы на страже
Фарер, будь спокоен мой край!
Склоняемся низко пред Божьим перстом,
Ты мир нам даруй, Боже, светлым лучом.
Очисть нас во славе, веди нас вперед
Сквозь грозы и пламя дерзая в восход.
Крепи дух отваги, чтоб высились стяги
Фарер, да, мы любим наш край!
Пение закончилось, и Никалунд с помощью телохранителя стал спускаться с внедорожника под улюлюканье и аплодисменты собравшейся толпы. Ступив на землю, он поправил свои одеяния и направился к ожидавшему Турнотуру. После нескольких положенных дипломатией фраз предводители обнялись и расцеловались в щеки. Только когда они оказались рядом, стало заметно, что Балдер моложе.
– Сувурой приветствует «Стальных землекопов»! Рады вам, дорогие гости! – зычно, чтобы все слышали, провозгласил Турнотур, отказавшись от предложенного ему громкоговорителя. – На время пребывания на нашей земле вы находитесь в дружеском окружении! Наш дом – ваш дом! Пусть торговля и мен будут взаимовыгодными, а сделки крепкими, как рукопожатия. И да не омрачат Судные дни отары наших общин! И да хранит вас святой Олаф! А сейчас отдыхайте с дороги. Ешьте, пейте, устраивайтесь и будьте как дома! Нам не терпится услышать новости с других берегов! Да начнутся гуляния! Добро пожаловать!
Под приветственные крики и овации Турнотур повел Никалунда в харчевню, где их уже дожидались накрытые столы. Местные конюхи помогали кучерам, пока джип, автобус и повозку в сопровождении охраны отгоняли под специально заготовленный навес рядом с гаражами, возле которого предполагалось разбить шатры. Актерам указали место, чтобы освежиться и переодеться с дороги, а затем продолжить развлекать правителей на торжественном ужине.
– Да-а, это тебе не наши Пионерские ходоки, – усмехнулся протиснувшийся к Лере Ерофеев. – Ты, поди, и не видела такого никогда.
– Нет, – согласилась девушка и даже ощутила легкий укол обиды, ведь ей довелось столько всего повидать.
– А твой-то чего, проспал?
Может, зря она не разбудила Мигеля? Но он был такой измученный накануне, что, почти не жуя, закинул в себя ужин, на который она угробила целый вечер, и даже не помывшись, сразу повалился спать. На время пребывания каравана стройку приостановили, так что будет еще время им погулять и все посмотреть. Лера поняла, что сердится на деда. Ну проспал, и что? Чего они все до нее докапываются? Сам бы на стройке повкалывал, это тебе не в библиотеке сидеть. Это их семья, в конце концов. Сами как-нибудь разберутся. Без чужих советов.
– Да, он очень устал, – как можно спокойнее ответила она и помахала идущей навстречу Милен.
– Ладно, молодежь, вы как хотите, а мы – гулять! – хитро подмигнул Ерофеев.
– Точнее пить.
Лера посмотрела на его лицо. Еще по возвращении в Пионерск она заметила, что дед заметно похудел и осунулся. Конечно, это можно было списать на ситуацию в бункере, вызванную определенными лишениями из-за отсутствия лодки. Многих знакомых тогда трудно было узнать. Люди были болезненны, измождены, кидались друг на друга по пустякам. Да и устранение Ерофеева из Совета с последующим восстановлением не прошло для него без последствий, возраст все-таки. Да и Пионерский Совет здесь по сути не нужен был. Выдвинули нескольких представителей к местным, на том и ладно. Все же теперь друг у друга под боком, семья, считай. Много они сами по своим избам нарешают-то… К порядкам бы привыкнуть.
С возвращением «Грозного» дед оживился, природа островов и атлантический воздух сделали свое дело. Старик небось уже и не думал снова когда-нибудь увидеть такое небо, холмы, луга, океан. Да и свадьба Леры с Мигелем на какое-то время явно отвлекла его от своих мыслей. Девушка видела, что что-то не так, но Ерофеев каждый раз соскакивал с темы. Бабе Дине и ее товаркам тоже ничего не удалось выведать, как Лера к ним не подкатывала. Хотела даже попросить мужа пригласить деда на исповедь, но Мигель нахмурился и осадил ее, напомнив о неразглашении таинства, да и церковь была не достроена. Само, глядишь, образуется.
Образуется, как же.
Вот и сейчас явно невыспавшийся Ерофеев не желал отставать от остальных.
– Шел бы лучше домой.
– Но-но, дочка. Не бузи. Тебе не к лицу. – Дед закашлялся и поднес к губам мятый платок, вытирая их.
– Дело твое. Простыл?
– Фигня, до свадьбы заживет, – отмахнулся Ерофеев и хихикнул. – Ой, так была ж ведь уже. О старый лунь.
Лера проводила его взглядом, отвернулась и заговорила с подошедшей Милен.
Толпа на площади постепенно рассасывалась, люди расходились кто по домам, кто в кабачок поскромнее, не упуская повода опрокинуть стаканчик за гостей. Собравшиеся на шум встревоженные корейцы отправились обратно на лодку. То ли сказывалось их длительное пребывание в море на борту танкера, то ли азиатам не по нраву была фарерская земля, но они продолжали жить на «Грозном», следя за реактором и наотрез отказавшись расселиться на берегу в отличие от остальной части команды.
