– Иди ты, – беззлобно ответила девушка. – Я вам бутеры принесла. Налетайте.
– Это дело, давай сюда. Штаны просиживаем, не видишь. А ты чего? Муженьку колыбельную спела и за порог, хе! Не взбухнет, что мы его объедаем? – Когда они разобрали из столового контейнера закуску и вгрызлись в бутерброды, Паштет указал Лере на свободный табурет. – Падай.
– Ну так как, шпрехаешь уже? – с набитым ртом поинтересовался Треска.
– Говорить-то вроде могу, – вздохнула Лера, отвинчивая крышку термоса, в котором был горячий травяной чай. – А как начинаются склонения и глаголы, тоска смертная. Ничего, забодаю.
– Главное, не бросай, – подбодрил Паштет.
– Да тут проще пареной репы, – поддакнул Треска. – Если самые важные слова знать, вообще не пропадешь.
– Это какие?
– Бастард, щит и фак ю! – авторитетно перечислил Треска.
– Хватит ей чушь впаривать, – одернул его дожевавший свою порцию Паштет и, аккуратно собрав крошки с платка, расстеленного вместо тарелки, отправил их в рот. – Ляпнет еще где не по делу, по шапке отхватит. Уф, спасибо. Вкусно.
– Эти я знаю, – ответила Лера, наливая в крышку термоса дымящийся чай. – Читала уже.
– Правильно. Азы любого языка начинаются с мата. – Треска поучительно поднял палец. – А там уже как по маслу дальше пойдет, главное не робеть.
– Сам-то два слова связать не можешь, – фыркнул Паштет. – Лингвист хренов.
– А я чё, я и не парюсь, – невозмутимо отбился толстяк. – Знал когда-то, а за ненадобностью выветрилось все. Чай у нас и иностранцев-то не было.
– И здесь типа нет? – в наигранном удивлении развел руками Паштет.
– И чё? Штаны есть, койка есть, руки при деле. Некогда на фигню время тратить – заводы стоят, одни гитаристы в стране.
– Ладно, забейте. Достали «чёкать». Сама разберусь, – прервала спор Лера и посмотрела на стол, в центре которого возвышалась башенка из сложенных друг на друга деревянных брусочков, уже давно привлекших ее внимание. – Чего делаете?
– Это-то, – сыто икнул Треска, вытирая о штаны руки. – Это дженга.
– А-а-а, ясно, – в притворном понимании кивнула Лера. – Здорово.
– Дай я объясню, – вмешался Паштет и разломал башню, перемешав блоки.
– Ты чего! – взвизгнул Треска. – Я же выигрывал!
– Смотри. – Проигнорировав приятеля, Паштет стал заново складывать брусочки один на другой, вооружившись поддерживающей конструкцию формованной картонкой. Каждый этаж башни состоял из трех блоков, положенных вплотную параллельно друг другу. – Первым ходит тот, кто строил. Допустим, я. Нужно тащить бруски снизу и класть наверх, пока все не рухнет. Трогать можно только одной рукой, но придерживать другой брусок пальцем, например, не запрещено. – Он выразительно посмотрел на Треску.
– Ну щупалки у меня толстые, и чё?
– Жулик.
– Иди ты.
– Так вот. Проигрывает тот, у кого башня падает. Все.
– Как просто. А можно с вами?
– Давай! Все равно эта рожа глаза мозолит.
Они немного поиграли, быстро освоившейся Лере повезло пару раз, и скоро девушка засобиралась домой.
Когда она ушла, Треска развязал рюкзак, лежавший у него в ногах, и выудил небольшой мешочек, из которого высыпал на стол горстку сушеной травы.
– Это еще что, – насторожился Паштет.
– Поели, ребенка развлекли, можно и расслабиться. – Поискав в поленнице щепку, толстяк проверил пальцем острый конец и, оскалившись, стал колоть себе десны.
– Совсем обалдел? – испуганно, с гримасой боли на лице ахнул приятель.
– Чтоб быстрее в кровь пошло.
– Что пошло-то? – продолжал не понимать Паштет.
– Травушка-муравушка. – Треска аккуратно подравнял кучку мизинцем. – Кое-кто из местных подсказал. Кустики такие у леса растут. Особенные. Чемпой кличут. А этот способ зачетный, в клубе «27» все так делали.
– Дурь, что ли?!
– Ну, такое.
– Ты с каких пор торчком заделался?
– Цыц, гуано. Я воевал! Она легкая, так, мозги проветрить да кровь разогнать. Энергетик.
– Хринетик. А ты в курсе, как закончили все из того самого клуба? Он ведь неспроста так назван был.
[10]
– Хватить мозги компостировать, запарил уже. Сам вон рыбу сырую за обе щеки жрешь. Черви уже, поди, в кумполе.
– Нет у меня червей! – испугался Паштет, иногда в память об утраченном лакомстве скручивающий себе из выловленной рыбы привычные цилиндрики, обмотанные водорослями, с присыпкой местного риса. – Это суши. Кстати, Лере нравится.
– Лера твоя сушей нормальных не ела. А они сгорели давно, вместе со всем остальным. У одного япошки, который всю жизнь эту хрень жрал, в мозгу червей и нашли.
– Вброс это галимый был. Читал всякую спамовую чушь.
– Ай, брось. Тебе в любом случае не грозит.
– Почему это?
– У тебя мозгов нет, га-га-га!..
– Пошел ты, – насупился Паштет.
– Забей, в нашем климате уже давно насрать, что полезнее, сырое или приготовленное.
– Это точно.
– Кстати. Давно хотел спросить. А почему в некоторых спорах ты быстро сливаешься, а вот как сейчас, даже кулачком помахал? И тетрадка Птаха не пригодилась.
– Это потому, что я твой кармический спарринг-партнер. – Следя, как Треска одну за другой отправляет щепотки травы в рот и разжевывает, серьезно сказал Паштет.
– Чё?
– Это когда…
– Уй-й, только не начинай! – скривившись, замахал руками Треска, двигая челюстями все энергичнее. – Сейчас, сейчас, родимая.
– Дебил.
Треска откинулся на стуле, прислонившись к стене, и блаженно смежил веки.
– Если узнают, Тарас нам обоим глаз на жопу натянет.
– Тарас-тарантас.
Скрестив пальцы на пузе, толстяк молча жевал, видимо, ожидая прихода. Тишину в сторожке нарушало лишь потрескивание гудящей буржуйки.
– Ты как, чувак? – немного подождав, осторожно поинтересовался Паштет, чувствуя себя неуютно.
– Ы-ы-ы… – Не открывая глаз, Треска осклабился, обнажая зеленые от травы зубы.
– Еще кони двинь, – огрызнулся приятель.
– Я вчера-а, поймал жука-а, – неожиданно затянул Треска на мотив битловской «Yellow Submarine». – Без капкана-а и сачка-а. Вот тебе-е моя рука-а, вся в говне-е того жука-а-аха-ха-ха…
