Значит, это уже Сандур. Они были на другой стороне.
– Деда. – Встрепенувшись, девушка вскочила, сбрасывая одежду, но сразу пошатнулась, схватившись рукой за шею. Поморщившись, осторожно опустилась обратно. Недавний непонятный сон мгновенно вылетел из головы. Горечь жестокой утраты, вгрызаясь в сердце, навалилась вновь.
Неподалеку у выхода из туннеля Эйнар и Птах развели костер под прикрытием машины и готовили на огне еду. Старший брат негромко напевал мелодичную скандинавскую песню. Блаженный иногда старался подпевать, выходило на удивление гармонично. Им помогал Яков, периодически сдабривая помешиваемое в котелке варево чем-то из маленькой баночки. Тянуло вкусным.
Треска и Паштет копались в своих рюкзаках.
– Была буря, – сказал по-английски стоявший на возвышении Эйлерт с арбалетом наперевес, внимательно оглядывая местность. – Но все закончилось.
– Переждали, нечего сказать. – Стянув ботинок, Треска с наслаждением пошевелил пальцами в шерстяном носке с внушительной дыркой на пятке. – Фу! Ну и воняет же их шмотье.
Некоторые уже переоделись в свою одежду, покидав тряпье Подземников на землю. Биргер сидел на борту веломашины, разложив на коленях снимки с пометками.
– Можно подумать, ты лучше пахнешь, – ехидно заметил Паштет.
– Свой шмон роднее. Бэ-э! Гадость. – Треска двумя пальцами брезгливо отбросил подальше какую-то сальную тряпку.
– С каких пор ты белоручкой стал, чувак?
– Отвали.
– Днем они за нами наружу стопудово не сунутся, – опустил бинокль Батон. – Пока чисто.
– Если из того шашлыка вообще кто-то живой остался, – укоризненно заметил Биргер.
– Линь, – мрачно напомнила сидевшая на камне Лера.
– И еще те, кто палил по нам, – вставил Паштет. – Включая босяру-старпера. Я разглядел! Ну и урод, блин.
– Не надо было так.
– А как? Поручкаться и разойтись? Леркой расплатиться? Свои жопы подставить? Мы ничего не видели, никому не расскажем, так? Пустили бы они нас. Вдобавок Линь. Опасный и неожиданный элемент. Так что скотине скотская смерть.
– Да уж, задал ты им жару, – хрюкнул Треска.
– Они все равно люди, – стоял на своем Эрикссон.
– Выродки, морлоки, – отрезал охотник. – Черви.
– Они же никого не трогали.
– А ты знаешь? – посмотрел на него Батон, упаковывая в сумку бинокль. – Думаешь, мы были первыми?
– В туннели редко кто ходит.
– Короче, теперь-то чего рассусоливать? Что-то ты поздновато праведника включил. Ну, вернись, наставь на путь истинный. Ноги унесли, и ладно.
– Не все, – тихо сказала Лера.
– Не все, – согласился Батон. – Но эта цена, которую пришлось заплатить. И мы вернем. Сторицей. Обещаю.
Накинув одну из курток и кутаясь в нее, Лера спрыгнула с камня на асфальт и немного прошла вглубь туннеля, недалеко отойдя от бросавшего на стены блики огня.
– Зачем ты вообще пошел? – с тоской спросила она у чернеющего зева туннеля.
Сзади послышались негромкие шаги, и рядом встал Батон.
– Отпусти его.
– Слишком многих уже отпустила. Кого следующего, тебя? – Она сглотнула, ужаснувшись еще одного имени, но все-таки произнесла. – Мигеля?
– Мигель жив.
– Ты знаешь?
– Нет.
– Тогда замолчи.
Лера отвернулась, снова буравя взглядом туннель.
…черная, густая вода, проникающая в рот, ноздри, уши… Наполняя тяжелеющие легкие, выталкивая атомы кислорода и мешая дышать, тянет ко дну, в студенистом иле которого вязнут босые ноги… Она барахтается, кричит. Пытается грести в сторону берега…
Она одна.
Ее никто не слышит…
…Она хватается за какую-то корягу, пытается вытянуть тело на берег. Оно словно чужое, весит целую тонну. Узловатая ветка под ладонью превращается в трухлявый надгробный крест… следующая тоже… Она дергается, но кожа прилипает к дереву… На табличках имена родителей, Азата, деда… Она барахтается в болотистом кладбище.
Что-то с силой тянет ее вниз. Лера проваливается в свою могилу…
– Он знал, на что шел.
– Что? – сморгнув и отгоняя видение, встрепенулась девушка.
Батон повторил. На этот раз тише.
– Почему он не сказал, что болен? Мне не сказал.
– И что бы это изменило? Что? Вылечила бы его, спасла? Сгорал старик, а ты бы смотрела на это, ненавидя себя из-за того, что ничем не можешь помочь? Понял, что уже вот-вот, и решил тряхнуть напоследок. Достойная смерть, и она была не зря.
– Ты меня ударил?
– Я, – просто ответил охотник. – Иначе там бы и осталась.
– Пусть.
– Что «пусть»? – раздраженно сказал Батон. – Он жизнь за нас отдал. Тебя спас. Всех нас. А ты тут такие речи заводишь?
– И дальше что?
– Теперь мы должны спасти остальных.
– Да никому мы ничего уже давно не должны…
Батон хотел ответить, но его перебил оклик Якова от костра.
– Готово! Идите есть.
– Сделаем дело, тогда и будем оплакивать, – отходя от Леры, сказал Батон. – Тебе сейчас силы нужны. И переоденься. Пахнешь.
Нарочитая грубость вывела девушку из раздумий, отвлекая от грустных мыслей. Вздохнув, она развернулась и побрела к костру, возле которого рассаживались остальные. Наскоро перекусили, по-солдатски, «пока спичка не догорит», почти не разговаривая.
Когда с едой было покончено, Батон вытер руки и собрал всех в круг.
– Значит, так. Вводная. Теперь это чужие земли. Никто, кроме него, – он указал на Биргера, – их не знает. Что автоматически увеличивает ценность его жизни в разы. Нас мало. Это и минус, и преимущество одновременно. Вдобавок теперь мы на открытой местности, так что ведем себя тише воды, ниже травы. Ясно? Вещи Ерофеева разделим между собой.
Отряд внимательно слушал. Был сосредоточен даже Птах.
– Задачи. Выявить и уничтожить заразу, вызволить пленников, разобраться с местными. Опасность может быть где угодно. Времени в обрез. Особенно если жив Линь. Кто увидит эту дрянь… – Батон вытащил из кармана пожухлый панцирь клеща. – Сразу тревогу. Ясно? Сразу же!
– Да, – нестройно закивали все.
– Когда получим достаточно сведений, выйдем на связь. Надеюсь, у наших уже готово. Отдохнули?
Отряд заворочался, размялся. Стали заново навьючивать рюкзаки. В велокатамаран закидали тряпье Подземников, сдвинули с разбитой трассы и закатили в тенистую нишу между нагромождением глыб. Дальше двигаться на транспорте было опасно.
