Договорившись с императором, что завтра с самого утра я и подполковник Баринов будем присутствовать на разводе караула на площади перед Михайловским замком, именуемой Коннетабль, мы распрощались с царской семьей и пошли в Кордегардию, которая стала для нас временным штабом и жилищем. На прощание Павел сказал, что он даст поручение коменданту Михайловского замка и в течение самого ближайшего времени для нас найдут жилье в самом замке. Мне эта идея не очень понравилась – лучше жить на некотором расстоянии от царя. В этом отношении помещения Манежа и Кордегардии мне показались более подходящими.
Выйдя из залы, мы направились к лестнице, ведущей на первый этаж. Неожиданно Джексон насторожился и зарычал. Из-за угла выскочил испуганный человек в красном камзоле и с синей андреевской лентой через плечо. Его лицо восточного типа, с большим, слегка горбатым носом и черными, блестящими, словно маслины, глазами побледнело.
– А она не кусается? – дрожащим голосом произнес он, показывая рукой на Джексона, который, оскалив зубы, плотоядно поглядывал на незнакомца.
– Нет, граф, наш пес хорошо воспитан, и без приказа хозяина он никого не тронет, – усмехнувшись, произнес Патрикеев.
– До свидания, господа, – с облегчением сказал тот, кого Васильич назвал графом. – Был рад с вами познакомиться.
Спустившись по лестнице, мы вышли во двор замка.
– Не узнали этого прощелыгу? – спросил у нас Патрикеев. – Фильм «Крепостная актриса» смотрели? Помните, кого там сыграл Евгений Леонов?
– Так это был Иван Кутайсов? – воскликнул Алексей Иванов. – Тот самый, который называл себя любимым царским брадобреем?
– Именно он. Думаю, что завтра о нашем вечернем визите к императору станет известно очень многим. В том числе и тем, кому не следовало бы об этом знать.
Вторая неожиданная для нас встреча произошла у разводного моста, когда мы пересекли площадь Коннетабля. Ожидавший нас поручик Бенкендорф о чем-то оживленно разговаривал с другим поручиком, только в мундире Преображенского полка и с царскими вензелями на погонах.
– Ну, сегодня, похоже, у нас вечер неожиданных встреч! – воскликнул Патрикеев. – Знаете, с кем беседует Александр Христофорович? Ни за что не догадаетесь.
Подойдя к поручикам, которые, увидев нас, прекратили «дозволенные речи», Васильич поприветствовал преображенца:
– Вечер добрый, Иван Федорович, как ваши дела?
Поручик от неожиданности окаменел и даже забыл ответить на приветствие незнакомого ему пожилого мужчины. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя и произнес:
– Добрый вечер, господин… – он вопросительно посмотрел на Васильевича.
– Это господин Патрикеев, гость нашего государя, – поспешил на помощь приятелю Бенкендорф. – А откуда вы, Василий Васильевич, знаете поручика Паскевича? Вы раньше с ним встречались?
– Нет, но я знаю о нем немало и могу предсказать, что господина поручика ждет славное будущее. А об остальном я пока умолчу…
Перейдя через мост, мы направились к Кордегардии.
– А вечер прошел на ура, – задумчиво произнес Васильич, – думаю, что нам удалось произвести хорошее впечатление на императора и его семейство. Посмотрим, как пойдут наши дела дальше. Только учтите, друзья мои, царский двор – это самый настоящий гадюшник, где все интригуют друг против друга. Тут надо держать ухо востро…
2 (14) марта 1801 года.
Санкт-Петербург, Михайловский замок.
Великая княжна Екатерина Павловна
Когда мама́ сказала нам, что сегодня мы будем ужинать пораньше и что на ужин к нам приглашены люди из дальних стран, меня это поначалу не очень заинтересовало. Обычно гости на семейных ужинах – это придворные отца, какие-нибудь наши европейские родственники, либо потенциальные женихи для Марии. Мне в их присутствии приходится сидеть смирно и вести себя примерно, «как и подобает принцессе». Ведь именно так нас воспитывала баронесса фон Ливен. Она не устает повторять нам с сестрой, что мы принадлежим не себе, а государству, и быть великой княжной – тяжкое бремя.
Но когда гости вошли в Общую залу, где уже были накрыты столы, мама́ и Мария были несколько озадачены. Гости наши совершенно не были похожи ни на кого из тех, кто когда-либо присутствовал на нашей семейной трапезе. Они были высокого роста и одеты весьма непривычно. Мужчины, увы, были уже не молоды, но держались они с большим достоинством и не робели при виде нашего папа́, которого, честно говоря, многие изрядно побаиваются. А они разговаривали с ним, хотя и вежливо, но без какого-либо подобострастия.
А меня больше всего удивила девушка, которая пришла вместе с мужчинами. Во-первых, она была одета так, что баронесса фон Ливен, увидев ее, наверняка упала бы в обморок. На ней было не платье, а кофта, под которой я не заметила корсета, и обтягивающие ее стройные ноги панталоны. О ужас, такие же, какие носят мужчины!
Ее густые каштановые волосы не были уложены в прическу, как это принято у взрослых дам, а свободно рассыпались по плечам. Лет ей было, наверное, двадцать с небольшим, но держалась она в разговоре с моими родителями на равных, хотя и нельзя было сказать, что вела она себя неприлично. С ней была большая черная собака, каких я раньше не видала. Наш бедный шпиц, увидев это черное чудовище, испугался и забился под диван… Но пес со странным именем Джексон не обратил внимания на маминого любимца, а по команде хозяйки лег на пол и стал с интересом разглядывать нас.
Вот такой, как эта девушка, мне бы хотелось стать, когда вырасту! Свободной, живой и, если мне придется выйти замуж – а все принцессы делают это, – то не за скучного принца из какой-нибудь крохотной немецкой державы, а за человека храброго, веселого, с которым мы будем понимать друг друга с полуслова. Я подмигнула девушке, когда папа́ представлял гостей мама́ и, как мне казалось, никто не смотрел ни на меня, ни на нее. Она в ответ тоже подмигнула мне и показала на секунду свой розовый язычок. Я не смогла удержаться от смеха, и Маша, заметив наши перемигивания, посмотрела на меня с осуждением.
Папа́ также сообщил нам, что наши гости могут знать будущее, и Маша сразу начала задавать им вопросы про суженых-ряженых. Но они отвечали очень осторожно, сразу же заявив, что все в руце Божией, который может карать и миловать. Но Он же дал человеку волю делать добро и зло, и что мы сами – творцы своего будущего. Но если она выйдет замуж за герцога Веймарского, то брак ее будет счастливым, и она прославится в Тюрингии добрыми делами. А вот мне они сказали, что и я тоже смогу сделать много хорошего, но счастье в дальних краях мне будет найти намного сложнее.
Несмотря на эти слова, у меня сложилось впечатление, что Машеньке гости не слишком понравились – все-таки их манеры великосветскими назвать было трудно, а ее любопытства они так и не удовлетворили. А вот Константин внимательно слушал рассказы одного из них, одетого в странный пятнистый мундир, столь непохожий на мундиры и треуголки наших военных. Рассказывал он про какие-то крутые горы «недалеко от Анд», в далекой стране, откуда они прибыли, про немирных горцев и битвы с ними… Слушали мы его, затаив дыхание – в отличие от наших «героев», он свои приключения живописал весело, то и дело подтрунивая над собой, а вот подвигами своих друзей восхищался.
