– Не будет для него никакой рюмки, – проворчал старший лейтенант Мальков. – Я слышал, что убийство Павла Первого произошло во время Великого поста. А Павел – человек верующий, и вряд ли станет скоромиться даже ради знакомства с хорошими людьми.
– Ну, тебе, конечно, виднее, – ответил я. – Ты ведь у нас живой церковный календарь. Но думаю, что ты прав.
– Скажите, Николай Михайлович, – снова подал голос Совиных, – а в качестве кого мы здесь будем? Ведь я слышал, что в армии Павла I солдаты занимались в основном шагистикой, и их за малейшую небрежность лупили палками гатчинские капралы. Как-то меня такое совсем не вдохновляет.
– Герман, лично нам с тобой палки не грозят, – усмехнулся я. – Мы все же офицеры, кои не подлежат телесным наказаниям. А вот насчет шагистики и прочего все не так просто. Мы с подполковником Михайловым обсудили и этот вопрос. И пришли к выводу, что наша группа будет подчиняться лично императору. Мы будем своего рода «Мальтийской гвардией». Мало кто знает, что, став гроссмейстером ордена Святого Иоанна Иерусалимского, Павел учредил в русском флоте особую эскадру этого ордена, куда вошли лучшие корабли Балтийского и Черноморского флотов. И на флагштоках этих кораблей вместо гюйсов развевались флаги с мальтийскими крестами.
А кто может запретить императору учредить Орденский отряд, своего рода гвардии в гвардии, который будет всегда при нем, готовый выполнить самые ответственные поручения? Я уверен, что скоро вы все получите повышения в чинах, ордена и деревеньки с крепостными. То есть, – я хитро подмигнул своим орлам, – станете помещиками…
– Товарищ подполковник, – криво усмехнулся капитан Бутаев, – да какие из нас помещики? Мы люди служивые, девиз коих: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому!»
– Ну вот из этого и будем исходить. Значит, можно подвести итог – вы за то, чтобы и дальше продолжить служить России. Других предложений нет?
Других предложений не поступило. Я быстренько закончил наше совещание и разрешил своим орлам задавать мне вопросы. Их оказалось предостаточно…
3 (15) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Патрикеев Василий Васильевич,
журналист и историк
«Ох, рано встает охрана!» Хотя я по натуре своей и жаворонок, но ни свет ни заря просыпаться все же не всегда приятно. Но увы, иногда приходится. Ведь распорядок дня у императора Павла, можно сказать, спартанский. Он встает в пять утра, пьет кофе, приводит себя в порядок, и уже в шесть утра принимает доклад генерал-губернатора (когда таковой имеется – ведь со вчерашнего дня эта должность вакантна), а затем выслушивает доклады сановников о положении дел в Российской империи и в мире.
Именно к шести мне и следовало сегодня быть в библиотеке Павла, которая служила приемной для посетителей. А Михайлову с Бариновым необходимо подтянуться к девяти часам, когда на плацу перед Михайловским замком начнется вахтпарад и развод караулов.
Как я и предполагал, в библиотеке императора я оказался далеко не первым. Когда я переступил порог, то мне сразу бросился в глаза большой нос и выпуклые глаза-маслины графа Кутайсова. Верный Фигаро с нетерпением ждал своего хозяина, чтобы успеть доложить ему свежие вести и сплетни. Но мне было хорошо известно, что Кутайсов в нашей истории имел прикосновение к заговору. Правда, в оправдание себе он придумал красивую сказку – дескать, некто накануне убийства Павла I прислал ему письмо с предупреждением о заговоре. А граф, по своей рассеянности, сунул его в карман и напрочь забыл о нем. Оно так и осталось непрочитанным. Те, кто хотя бы немного знал Кутайсова, в это ни за что бы не поверили. Ведь бывший брадобрей всегда отличался неумеренным любопытством и пронырливостью.
Кутайсов стал креатурой Палена и знал многое о замыслах заговорщиков. Проще говоря, он предал своего коронованного благодетеля. Не случайно в нашей истории вдовствующая императрица Мария Федоровна ненавидела Кутайсова не меньше, чем непосредственных убийц ее мужа.
Сейчас граф был встревожен и напуган. Шла какая-то непонятная интрига, а он о ней ничего не знал. Слухов было много, но насколько они соответствовали действительности? Кутайсов попытался было подъехать ко мне с вопросами, но я, как некогда великий Суворов, поздоровался с ним по-турецки, после чего стал задумчиво рассматривать корешки книг, стоявших на полке.
Кутайсов набычился и посмотрел на меня так, что я невольно потянулся к карману куртки, где лежал прихваченный с собой «на всякий пожарный случай» травматический пистолет. Граф, догадавшись, что в кармане у меня находится не карамельный петушок на палочке, отвернулся и больше не пытался со мной заговорить.
Чуть позже подошел генерал-прокурор Петр Обольянинов. Скорее всего, император вызвал его для того, чтобы побеседовать о заговоре и о будущем следствии и суде над заговорщиками. Затем в библиотеке, к моему большому удивлению, появился великий князь Константин Павлович. Он без всяких церемоний подошел ко мне и поздоровался за руку, вежливо осведомившись о здоровье. Я не менее вежливо ответил великому князю, что чувствую себя превосходно (хотя сегодня утром, посмотревшись в зеркало, сделал прямо противоположные выводы) и готов быть полезен его императорскому величеству…
Кутайсов вздрогнул, а Обольянинов с любопытством посмотрел на меня. Видимо, слухи о каких-то таинственных людях, прибывших позавчера вечером в Петербург, дошли и до него.
Наконец, вышедший из дверей царской опочивальни, служившей императору личным кабинетом, камер-гусар Китаев, обычно приводивший в порядок прическу Павла, объявил, что государь приглашает войти к нему.
Павел, честно говоря, тоже выглядел неважно. У меня сложилось впечатление, что он вообще не спал всю эту ночь. Первым делом он подошел ко мне и поздоровался, причем сделал сие явно демонстративно, чтобы показать присутствующим свое расположение ко мне. На Кутайсова он взглянул мельком, даже хотел было пройти мимо, но все же остановился, небрежно протянул руку для поцелуя, а потом, буркнув что-то невразумительное под нос, подошел к Обольянинову.
– Петр Хрисанфович, я попрошу вас остаться для личной аудиенции, как и господина Патрикеева. А ты, – император обратился к Константину, – подожди меня в библиотеке, ты мне скоро понадобишься. Прочих же господ я больше не задерживаю…
Мы с генерал-прокурором остались в кабинете царя. Предложив нам присесть, Павел сообщил – главным образом Обольянинову – о заговоре, который направлен против него, помазанника Божьего, и о тех людях, которые готовят убийство императора. Отдельно Павел рассказал о роли британцев во всем этом деле.
Вряд ли все сказанное Павлом стало для Обольянинова новостью. Скорее всего, ему уже докладывал о заговоре Макаров, глава Тайной экспедиции. Все же гвардейские офицеры были хреновыми конспираторами, и под воздействием винных паров они где ни попадя, словно сороки, трещали о своих намерениях сменить власть в государстве. Вполне естественно, что агентура господина Макарова докладывала своему шефу о подобных разговорах. Но слухи слухами, разговоры разговорами, а более достоверных сведений генерал-прокурор, похоже, пока не имел. Для Обольянинова стало полной неожиданностью то, что государь, оказывается, знает практически все о заговоре, и мало того – имеет даже список его участников. А ведь он, по должности своей, должен был первым узнать об этом.
