Например, я хотел получить чашку кофе. В Утронии, кстати, точнее, некстати этот напиток не был известен. Я начинал представлять чашку кофе над пустующим деревянным столиком, стоявшим возле хижины. Потом желаемую чашку кофе воображал на пустом месте стола. То есть я будто сращивал две реальности – пустой стол и стол с воображаемой чашкой на нем. В тот момент, когда у меня это получилось бы, нужно было произнести заклинание воплощения, которое в обстановке жуткой таинственности прошептал мне на ухо Рахли.
За этим занятием я провел почти неделю. Толку никакого. Так мне и не удалось испить ароматного напитка, хотя это желание стало превращаться в навязчивую идею.
Противно было чувствовать себя бездарем. То ли у меня представлялка вне Заброшенных пещер не работала, то ли я заклинания с земным акцентом произносил.
Ознакомился я и с теорией магии. Оказывается, большинство магов Заморских холмов обладали только несколькими способностями. Кто-то умел создавать предметы, кто-то вызывать стихию, кто-то умел превращаться в кого или что угодно или переноситься за тридевять земель. Но в войнах с Немо выжили только самые сильные маги Заморских холмов. Эти – хуже или лучше – умели все. Самые сильные из них – Литтия, Рахли и Хербен. Но всех сильнее был Второй Падший.
Все маги обучены уничтожать то, что создали. Но чужое заклинание отменить невозможно. Зато можно создать что-то, что будет работать против чужих чар. Например, враждебный маг наколдовал, что в тебя летит камень. Нельзя сделать так, чтобы он просто исчез, но можно сотворить щит, который отразит удар.
Как уже говорилось, Немо был намного сильнее любого утронского мага, включая Рахли. Вот почему на меня и делалась ставка – если я смогу стать таким же сильным волшебником, как первые Падшие.
Помимо магических навыков надо было знать заклинания. Их не так много, как я понял, но никто, кроме Падших, не знает все заклинания, а тем более не умеет грамотно пускать в дело.
– «Твою ж медь»? Это что еще за заклинание такое?! – возмутился я, когда Рахли сказал, что именно с этой присказкой я смогу вызвать что-нибудь из небытия.
– Заклинания, – гордо ответствовал Рахли, – составлял лично Великий Артур! Нас он не посвящал в их происхождение. Для работы с предметами и телами мертвых существ используется магическое заклинание «твою ж медь»! С живыми – «йошкин кот»! Запомни это и никому не рассказывай.
– Почему? – спросил я.
– Магия должна контролироваться! – Рахли выпучил глаза. – Нам и без самоучек проблем хватает.
– Твою ж медь! – сказал я в сердцах. – Придумывая эти заклинания, Первый просто издевался, по-моему.
В свободное от моих бесплодных усилий время Рахли демонстрировал свои умения. Видимо, надеялся побудить меня к покорению тех же вершин. Но, увы. Единственное, что я покорил, глядя на Рахли, – это вершины зависти. Мой наставник исчезал и появлялся, разрастался до невероятных размеров или превращался в ветер, создавал и уничтожал предметы и многое другое.
Да, он кайфовал. Наверное, так же чувствовал себя Честолюбец, когда в кои-то веки посмотреть на его поклоны явился Маленький принц. Я же испытывал досаду и злость на себя. Как же я поведу магов и прочих утронцев на великое дело борьбы со Вторым Падшим, если сам ничего не могу?!
«Придется, видимо, искать политический выход, – думал я. – Зашлю Кинсли послом к Немо. Пусть карлик скажет, что обижать утронцев нехорошо. Скажет, что явился Третий Падший, а он жутко силен и страшен. И если ты, гнусный Немо, не прекратишь издевательств над бедными утронцами, то Третий надерет тебе задницу. А пока, в качестве жеста доброй воли, покажи-ка, где в замке дверь на Землю?»
Паршивая идея. Во-первых, Немо не поверит Кинсли и сам мне надерет задницу. Во-вторых, даже если Второй Падший трус и поверит в угрозы, кто сказал, что не продолжит своих издевательств, как только я вернусь домой? Но скорее все-таки – «во-первых».
Нет, как говорят американские политики, говорить надо с позиции силы. Но я, увы, пока совсем в другой позиции.
Через неделю я сдался.
– Не могу, Рахли! – Я почти плакал.
Маг сидел на берегу реки и рыбачил обычной удочкой. Это было одно из любимых его занятий. Может, кто-то и удивился бы – зачем могучему волшебнику добывать рыбу таким древним способом? Он же может ее наколдовать или просто заставить выпрыгнуть на берег. Но я прекрасно понимал, что рыба в этом процессе не главное.
Маг установил удочку на рогатульку и повернулся ко мне.
– Ну что? – прогундосил он, не скрывая удовольствия. – Не так-то прост оказался навык волшебный? Ты-то думал, наверное: да я, да такой, да сякой, я с неба упал и сразу императором стал – разве есть мне ровня? Сейчас за день научусь их дурацкой магии, всех одолею и буду потом на троне восседать и слушать, как мне хвалу поют? Были такие мыслишки?
– Нет, – заскрипел я зубами, хотя о планах за день всему научиться и на второй всех одолеть он сказал точно.
– Врешь, братец, врешь. – Он подошел и по-отцовски похлопал меня по плечу.
В это время клюнуло. Рахли, наверное, понял это по моему взгляду – я стоял лицом к реке. Маг щелкнул пальцами, и рыба вылетела из воды, освободилась от крючка, очистилась в воздухе и через мгновение лежала на блюде готовая, украшенная зеленью и политая соусом.
– Перекусим? – предложил Рахли.
Глава 12
Рождение мага
– После обеда нас с тобой ждет небольшое путешествие, сынок, – сказал Рахли, наслаждаясь рыбой.
– Куда? – спросил я. Есть не хотелось, поэтому я просто наблюдал за насыщением наставника.
– В Заброшенные пещеры.
Как оказалось, разрубленный ржавым мечом бартайл все так же гнил в пещере. Вокруг него роились вполне реальные мухи, а запах стоял нереально мерзкий.
– Убери его, сынок, – сказал Рахли.
Я представил, как буду вытаскивать за хвост эту гнилую плоть, которая начнет разваливаться, и мне поплохело.
– А разве нельзя… магией? – спросил я, борясь с тошнотой.
– Ха-ха! – рассмеялся Рахли, возле носа которого усердно старались два веера и висел флакон с одеколоном. Разумеется, эти предметы держались в воздухе без какой-либо опоры или руки. – Конечно, магией. Как же еще? Неужто ты за хвост собрался его вытаскивать? – Маг посмотрел на меня, после чего сложился от хохота пополам, а два веера и флакон зависли в непонимании.
«Так, надо что-то представить, – судорожно думал я. Отвратительный запах и мерзкие мухи не давали сосредоточиться. Как и хохот Рахли. – Для начала представлю, – подумал я, – что бартайлы, разлагаясь, источают аромат сирени. Да, сирени! Ну, конечно, – убеждал я себя, сдув муху, севшую мне на губу, – что за стереотип, что гниение должно отвратительно пахнуть?! Гниение мертвого человека – соглашусь, но не гниение выдуманного бартайла! Эти завсегда сиренью воняли! Их иногда, – продолжал я судорожно фантазировать, – заводили у себя в саду для того только, чтобы грохнуть и ароматам внимать! Ну, точно! – Запах, к сожалению, оставался отвратительным, мухи гудели, как приближающийся поезд метро, но меня это уже не занимало. Меня охватило вдохновение. Я поверил, что эта история про бартайлов – правда. Почему бы и нет? Осталось только вспомнить запах сирени. Он такой… такой… Как ни странно, даже в вони, которая царила в пещере, было что-то от аромата этого цветка – самую малость, но было. Та же легкая приторность, что ли… Да нет! Гораздо больше! Запах в пещере гораздо больше похож на дух сирени, чем я думал. Просто надо было внюхаться!»
