Пещера заполнилась ароматом сирени. Мухи на мгновение затихли, но потом вновь зажужжали, еще оглушительнее.
«А мухи… Мухи дохнут от запаха разлагающегося бартайла! – думал я, наслаждаясь цветочным ароматом.
Краем глаза отметил, что одеколон и два веера Рахли исчезли. – Почему же они сразу не сдохли? – подумал я. – Потому… потому… О! Потому что вредные для мух свойства запаха появляются только через несколько дней! Как раз в тот момент, когда бартайл начинает сиренью пахнуть! Недаром же, – вдохновенно накидывал я аргументы, – один из ядовитых газов на Земле «Сиренью» называется!»
Тысячи умирающих мух, падая, издали звук, похожий на шелест осыпающейся золы.
– Хм, – одобряюще кивнул Рахли, – неплохо, сынок, совсем неплохо. Что дальше?
Дальше было проще. Труп бартайла разлагается за несколько секунд сразу после того, как от него начинает пахнуть сиренью. Именно так. Причем разлагается быстро и без следа. Не может такого быть? Разве? Но ведь сиренью пахнет и мухи сдохли! Значит, налицо все признаки исчезновения трупа.
Шипение, с которым улетучивался мертвый червь, наверное, тоже я домыслил. Для спецэффекта.
– Очень недурно, малыш, очень! – заявил Рахли и даже дважды хлопнул в ладоши. – Значит, ты небезнадежен. А то уж я, признаться…
– Я тоже…
«Начали мы с сынка, – подумал я. – Теперь он меня уже малышом кличет. Думаю, к концу обучения я лялечкой зваться буду».
Но это было совсем не важно. Я чувствовал гордость и удовлетворение от того, что справился.
– А знаешь ли ты, дружок, что по соседству есть еще одна пещера? – прогундосил Рахли. – Она тоже относится к Заброшенным и в ней также работает магия.
– Нет, – пожал я плечами. – Но меня это не удивляет.
– И правильно, сынок, и правильно, – кивнул Рахли, – удивляться в Утронии ничему не приходится. Но у той пещеры есть одно любопытное свойство. Какое – скажу внутри.
Когда мы вышли наружу, Рахли забрался на скалу, раскинул руки и произнес патетично:
Когда я над миром вздымаюсь,
Как сокол над полем ржи,
Я силой своей упиваюсь,
Мощью своей души!
Ничто со мной не сравнится,
Себя я боготворю!
Парю над миром, как птица,
И в дальнюю даль смотрю!
Это мои стихи, – скромно опустив глаза, произнес Рахли и спустился.
– Я так и понял, – ответил я, пряча усмешку. – А можно вопрос, о великий, неподражаемый и все такое?
– Говори, – милостиво разрешил Рахли. Иронии он не заметил.
– Если ты такой великий и всемогущий, почему же не одолел Второго Падшего? Почему разрешаешь ему издеваться над утронцами? Магов истреблять? Они же твои братья.
– Они мне не братья! – вдруг гаркнул Рахли. – Их трудности – не мои! Они изгнали меня!
– Погоди, как изгнали? – перебил я. – Ты же говорил, что они просто не захотели тебя назначить…
– Этим и изгнали! И я заступаться за них не намерен!
– Зачем тогда учишь меня? – спросил я.
– Как-нибудь расскажу, – недовольно бросил маг и повел меня в новую пещеру.
Эта была шире, светлее и намного короче предыдущей. К тому же с песчаным полом. На мои фантазии стены пещеры не откликнулись: ни запах сирени, ни ржавый меч Разрубатель бартайлов появляться не хотели.
– А знаешь почему, сынок? – самодовольно хохотнул Рахли. – Потому, что не веришь. Потому, что решил, что раз тут стены и пол другие, значит, и магия должна работать иначе. А теперь представь, – назидательно продолжил он, – что это точно такая же пещера, как та, в которой ты только что упражнялся.
Я представил. Не помогло. В горле пересохло, ужасно хотелось пить.
– Зайга, милая, пенистая, прохладная, в тяжелой такой, запотевшей кружке. Напиток касается моего рта, и прохладные тонкие струйки… – мечтал я.
– Теперь скажи, – вкрадчивым шепотом сказал Рахли, – «твою ж медь»!
Я сказал и едва успел поймать кружку, расплескав примерно с треть жидкости.
Когда утолил жажду, стал соображать лучше.
– Да, – кивнул я, – все-таки в пещерах с магией проще. Дома, – так я, почему-то, хижину Рахли назвал, – у меня не получалось даже чашку кофе наколдовать.
– Послушай, малыш, – голосом ведущего программы «Спокойной ночи, малыши!» произнес Рахли, – понимаю, учение дается нелегко. Тебе тяжело, и ты несешь всякую чушь. Но никакой такой кофи в природе нет, пойми. Кофта есть, а кофи нет.
– Да ёшкин же кот! – выругался я.
Рахли мгновенно превратился в огромную зубастую память, которая произнесла гулко и страшно:
– Не упоминай магические слова всуе!
Я плюнул себе под ноги и пошлепал прочь из пещеры.
– Что, упражнения закончены? – спросил Рахли.
Я не ответил. Вскоре, впрочем, успокоился. И в самом деле, какая разница, «крибли-крабли» или «йошкин кот»? Артур мог и похуже словечки выбрать – кто ему запретит? Так что еще повезло. Не я эти правила выдумал, но мне по ним играть, если выбраться хочу.
Как вернулись, я и сам не заметил, просто вдруг обнаружил себя возле костра. Помню, прежде чем переместились, маг меня за руку взял…
Утром следующего дня я занялся колдовством. С кофе решил не заморачиваться, для начала бы простую воду сотворить. Опять результат нулевой. Я сказал об этом Рахли, который какое-то зелье варил.
– А что тебе мешает, сынок? – удивился маг. – Ты же вчера замечательно со всем справился.
– Ха-ха, – невольно подражая учителю, исторгнул я. – Так то было в волшебной пещере! Да и то не сразу.
– В какой еще волшебной пещере, братец? У тебя не жар ли? – прогундосил Рахли. – Я сейчас говорю не про тело бартайла. Я про кружку зайти толкую, которую ты с помощью заклинания сотворил.
– Ха! – не стал я оригинальничать. – Так вторая пещера тоже была особенной!
– Ты что, с ума сбрендил, братец? – округлил глаза Рахли и даже оторвался от помешивания зелья. – Я тебя в первый попавшийся грот завел. Попроси меня – не найду сейчас. С чего ты взял, что он волшебный?
– Ах так… – растерялся я, не зная, то ли с кулаками на него броситься, то ли рассмеяться в голос. – Так ты обманул меня, старый прощелыга?
– Но, но, но! – усмехнулся Рахли. – Если ты не хочешь, чтобы я на твоем месте представил шиврота какого-нибудь, подкрепив это заклинанием «йошкин кот», лучше прикуси язычок. По-моему, все, что ты должен сделать сейчас, – низко мне в ноженьки поклониться и сказать спасибо.
– Не дождешься, – пробурчал я и в лес побрел, сучья ломая. Куда и зачем – сам не знал. Холерик я. Завожусь, но и остываю быстро. Когда вернулся, Рахли не было, костер почти потух, только сизый дымок стелился над углями.
