– А дальше-то что? – не утерпел я.
– Ничего не было дальше. – Маг-отшельник пустил клуб дыма. – В тебя когда-нибудь вонзались сразу пара десятков кинжалов, мечей и копий?
– Не довелось испытать такого.
– А мне в тот раз довелось.
– Откуда они взялись-то? Стражники вбежали?
– Не понадобились. Меня стало кромсать оружие, которое висело по стенам комнаты. Его еще Артур собирал – очень любил красивое оружие.
– Что же ты не защитился? – спросил я.
– Я уже не мог держать заклинаний, братец. Сил не осталось. И стал видимым. Немо швырнул меня несколько раз об стену, потом в окно.
– Потом?
– Не помню ничего. Сознание потерял. Литтия рассказывала, что я был весь исполосован – страшно смотреть.
– И как же ты спасся?
– Хербен вытащил, – вздохнул Рахли. – Узнал, наверное, о смерти Рейлы, вот и приглядывал за мной через финфор.
– Как вытащил? – не унимался я.
– Явился и создал мою копию. А что там колдовать было? – Рахли невесело хохотнул. – Кусок мяса весь в крови, вот как я выглядел. Хербен оставил мечам да алебардам на избиение мою копию, а меня настоящего сделал невидимкой и выволок. Немо раной своей занимался, не заметил ничего. Или думал, что я уже мертв давно.
– А вдруг он понял, что это подмена? Или видел, как тебя унесли?
– На следующий день Немо, с рубцом на шее, явился на Заморские холмы. Он стоял посреди поля клевера, орал проклятия и головой моей отрубленной потрясал. Той самой, что Хербен сотворил.
– Что орал?
– Что найдет всех магов и перебьет. Кричал, что всем головы поотрывает. Потом запустил моей башкой в небо и унесся. Мы все, братец, это слышали. Он был очень зол.
– Шрам-то у него исчез потом? – спросил я и невольно на свою ногу глянул, которую муракки пожевали, – на ней следов не осталось вовсе. А вот шрам на плече никуда не делся – видно, грахман глубоко прокусил.
– Нет. Все, кто видели потом Немо, говорили, что шрам виден на шее.
«Интересная у них система, – подумал я, – то есть никакой. Иногда все заживает без шрамов, иногда нет».
– С тех пор, малыш, он думает, что я умер. И мне никак нельзя попадаться на глаза кому-нибудь из его служек. Кроме тебя, Кинсли и магов Заморских, обо мне никто не знает. Даже в деревне Рейлы. Хотя, бывает, наведываюсь к ним – подлечить кого-нибудь, свежих яиц взять или мяса, но всегда под другим обличьем. Потому что, кроме нас с тобой, сынок, никто его не одолеет. Я сидел тут и ждал своего часа. И вот он настал. – Рахли вновь повернулся ко мне.
– Отсель грозить ты будешь шведам?
– Чего?
– Я говорю, тут и готовишь месть?
– Однажды мне был сон, сынок. Я увидел в нем… тебя. Или кого-то, очень на тебя похожего. – Рахли по-дружески, но крепко хлопнул меня по плечу. Силищи в этом мелодраматическом маге было немало. – И я понял, что ты – Третий Падший. И ты спасешь Утронию от ига проклятого Немо. Вот почему Кинсли не дал убить тебя, а потом ко мне привел. Ты и правда наша надежда.
Я почувствовал, что собственная значимость распирает меня, как воздух шарик. Не лопнуть бы.
– Все не пойму, как Кинсли так быстро нашел меня? Он что, целыми днями торчал там, на скале Падших? – спросил я.
– Раз в двадцать весен, так говорил Артур, в Утронию будет приходить новый Падший. Двадцать весен как раз прошли, – сказал Рахли. – Вот почему Кинсли и был поблизости. А кроме того, перед тем как Падший сваливается, в небе всполох такой. – Рахли сделай жест – так обычно салют изображают. – По всполоху мы понимаем, что Падший явился. У каждого свой цвет зарева. У Первого был золотистый всполох. У Немо – грязно-синего цвета.
– А у меня?
– Серовато-белый.
Почему-то это огорчило. Вспомнился Гендальф Серый, позже ставший Белым, но золотистое знамение круче, конечно.
– И по этому зареву вы поняли, что грядет Третий Падший? – спросил я, заметно выпятив грудь.
– Честно говоря, нет, – отозвался Рахли. – Сначала думали, что шрубаглакл перднул. У него залп так же выглядит. Но Кинсли решил проверить.
Дождался. Лучше б не спрашивал.
– Спасибо Кинсли, – вздохнул я. – Иначе бы мне точно конец.
– Ну-у, братец, – прогудел Рахли, – я бы так не сказал. Вы, Падшие, удивительно живучие. Так что… – Он помотал головой.
«Ну и ладно, – решил я. – Пусть являюсь, как серобелый выперд шрубаглакла, все равно я – последняя надежда на спасение Утронии. Так что…»
Следующие несколько дней прошли в магических упражнениях. Что-то у меня получалось легко и даже не хуже, чем у Рахли, в чем-то откровенно буксовал. Так, например, становиться невидимым я так и не научился. Как это – представить и поверить, что ты прозрачный? С чего бы? Как могу вспомнить себя в этом состоянии, если я в нем не бывал? Только не надо мне говорить про бесплотные души и прочую эзотерику – душу невидимую вполне могу представить, а вот то, что я в нее превратился и все мои шестьдесят пять кило мяса и костей стали ничем, – не могу!
«Хорошо бы найти дверь и потом, как Артур, шастать туда-сюда, когда вздумается, – мечтал я. – Ведь место-то классное. Захотел от инъекций и бытовщины отдохнуть, с красавицами пообщаться, чудовищ поубивать, магией побаловаться – велком ин ту зе Утрония. На пару денечков. А потом назад – к диабету и учебникам.
Но сейчас главное – просто вернуться, а то, наверное, из института отчислили, родители в панике…»
Про родителей и сестру я и думать боялся. Хорошо еще, нет сейчас постоянной девушки. С Танькой, с которой года два встречались, расстались недавно, а новую любовь пока не обрел.
Месяц моего послушания в хижине дяди Рахли подходил к концу. Кое-чем, как уже говорилось, я овладел вполне пристойно, в чем-то откровенно тупил. Однажды, кстати, пытался в рой пчел превратиться – Литтию удивить хотел. Удивил себя и рассмешил Рахли. Пиком моих магических усилий стала вылезшая из моего правого уха по-осеннему сонная пчела…
Глава 14
План войны
Нас разбудила Литтия. На лице у нее были ссадины, одежда изрядно потрепана, будто ведьма только что побывала в серьезной переделке.
– Хербен мертв, – стало первым, что она сказала. – Клайда ранена, не знаю, выживет ли.
– Что?! – Выбежавший из хижины Рахли споткнулся и врезался коленом во влажную от росы землю. – Как? Херби? Не может быть! – надтреснутым голосом воскликнул маг.
– Ты знаешь как. Падший.
– Не может бы-ыть!.. – взвыл Рахли. – Херби, доро-го-ой друг! Как же так? Я сейчас…
– Ничего ты не сделаешь, – сказала Литтия. – Тем более один. Ты пробовал.
