– Зайга… Из сливы заречной делаем… – удивленно посмотрел на меня Кинсли.
– Все чудесатее и чудесатее, – вздохнул я. – Давайте вашего зайку, пить охота.
Что сказать? Не брага, не пиво, но пить можно – чуток горчит, чуток сластит, чуток хмелит. Зато хорошо жажду утоляет. После двух кружек – за них Кинсли заплатил, грустно в глаза мне глядя, – стало повеселее.
– Ну что, дальше двинемся? – сказал я.
– Куда? – хмуро спросил Кинсли. – Тебе что, денег не надо раздобыть? Так и будешь в моем кошельке пастись?
– Так, – посерьезнел я, провожая взглядом одну из шапочек, – во-первых, деньги верну. Ты сказал – угощаешь, так что не начинай. А во-вторых, что-то не пойму, где мы здесь денег раздобудем? Хочешь, чтобы я вместо того мясника бочки перетаскивал? Вряд ли ему это нужно. А грабежом заниматься не стану – я по другому профилю.
– Дурак ты по профилю, – сказал Кинсли, но, встретив мой сердитый взгляд, на всякий случай подальше от стола отодвинулся. – Сюда не за этим ходят. Дайна! – позвал он одну из красных шапочек, и та, словно ждала, сразу перед столом возникла.
Пока Кинсли с ней говорил, она к нему только разик повернулась, все остальное время мне улыбалась.
– Дайна, есть кто? – спросил Кинсли.
– Ты о чем, Кинсли? – все так же на меня глядя, спросила девушка.
Тот заерзал на стуле – не ожидал, что Дайна не поймет с полуслова.
– Ну, эти… – пробормотал Кинсли, выразительно глядя в плечо красной шапочке, – кому помощь нужна…
Она наконец одарила его кратким взглядом и опять на меня воззрилась – теперь восторженно.
– Ах, вот ты о чем?! Нет, Кинсли, никого нету. А как он будет, – спросила девушка, тыча в меня пальчиком, – без этих всяких мечей, арбалетов, трусов железных? – Она расхохоталась. Вокруг вдруг затихли пересуды, и я почувствовал на себе взгляды посетителей.
– Купим! – вдруг громко и сурово сказал Кинсли. – Лучше зайги еще принеси. – Он даже по столу пристукнул.
– Поняла, не дура! – Продолжая улыбаться, Дайна подхватила пустые кружки и исчезла в недрах сруба. Оттуда скоро вновь донесся девичий хохот.
Мы с Кинсли сидели и хмуро смотрели друг на друга. Не знаю, куда меня пытался затащить мой новый знакомый, но его затея явно провалилась.
Кружки нам вынесла другая шапочка – чуть ниже ростом и с волосами посветлей.
– Ребята, если вы вправду ищете, как подзаработать, так я вам скажу. – Девушка говорила серьезно. – Только, наверное, задание не простое. Клохм уже третий день сюда ходит, не может найти помощников.
– Почему не может, Райма? – Кинсли окинул взглядом гостей заведения и повернулся к девушке. – Только я Клохма что-то не вижу… Он внутри, что ли?
– Да нет, – ответила Райма. – Он здесь до утра сидел, а сейчас, наверное, спать ушел. Наверняка через часик-другой снова явится.
– Что за беда-то у него? – подал я голос.
– Грахман, – доверительным шепотом сообщила Райма, – что-то украл у Клохма. – Она оглянулась, будто боялась услышанной быть. – Ну, остальное у него узнаете… – сказала она громче и спешно ушла.
– Ха, – Кинсли заплел на груди руки и смотрел на меня с видом ценителя тонкой шутки, – грахман! Понятно, почему никто Клохму помогать не хочет. Будем другого заказа ждать. Тебе бы пока по мелочи: шиврота одолеть, может, сбежавшего рипреля хозяину вернуть. Вот такое что-то… А с грахманом мало кто во всей Утронии связываться станет. Разве что Немо, Литтия, Рахли… – Кинсли рассуждал, с умным видом глядя перед собой. Так, наверное, знаток Шекспира перечисляет названия его пьес.
– Кто это – грахман? – спросил я.
– Помнишь грухса? – вопросом на вопрос ответил Кинсли.
– Конечно! – съязвил я. – Как не помнить! Как сейчас!
– Это тот серый со множеством глаз, хозяйка которого тебя проткнула бы, если б я не вмешался, – высокомерно глядя на меня, заявил Кинсли.
– Помню, – отвел я взгляд.
– Вот грахман лишь чуть поменьше. Ворует все, что блестит, и уносит в гнездо. Но мало кто в живых остался после того, как попытался что-то из гнезда вытащить. Точнее, ни одного не припомню.
– А если его обхитрить как-нибудь? – спросил я.
– Хм… Для этого мозги надо иметь, силу и смелость, – хмуро заявил Кинсли, ясно давая понять, что это не мой случай.
Во мне, как говорится, взыграло ретивое. Вообще-то я не из робкого десятка. Несмотря на диабет, спортом занимаюсь с детства – в рамках дозволенного, конечно. Коричневый пояс по карате. Тренер всегда настаивал, чтобы мы говорили «карате-до». Что «путь пустого кулака», то есть карате-до, такой же путь, как айкидо, дзюдо и прочие. Но я так и не привык.
Правда, я уже несколько лет, как забросил занятия, но перезабыл еще, к счастью, не все. И, увы, меня до сих пор легко взять на слабо. Что и подтвердилось…
– Он от бабки моей мне достался, кристалл этот, – почти плакал Клохм. Двумя головами и нарядом он был похож на того лесоруба со шкурой на плечах, но подсохшего с возрастом. – Я в тот день в своей хижине уборку делал, решил и кристалл протереть. Подошел к ручью, вижу, на скале грахман сидит, с меня глаз не сводит. Я сра-а-азу понял, что ему надо! – Клохм плакал уже не почти. – Пока назад к хижине бежал, гад подлетел, дорогу мне преградил. Башку свою гадскую то в одну, то в другую сторону склонит – ждет, значит. А что я? – хлюпал Клохм. – Самоубивец, что ли? Отдал… Он его, сволочь, бережно взял, будто лакомство. Взмахнул крыльями и был таков! Хэ… хэ… хэ… – хныкал Клохм.
– Этот противоправный поступок уже не выглядит как обычное воровство. В данном случае его можно классифицировать как грабеж, – сказал я и обвел умным взглядом собеседников.
– Чего? – хором спросили Клохм с Кинсли.
Что тут поделать – включается у меня иногда. Все-таки на журналиста учусь. Вот и стараюсь так выражаться.
– Грабеж, говорю, да и только, – промямлил я.
– А где герой? – Клохм уставился на Кинсли, перестав хныкать.
– Вот он, – кивнул в мою сторону тот, но сам глаза отвел.
– Он?! Герой?! – поразился Клохм, рассматривая меня. – А как же?.. А где же?.. Эх, что я с вами время-то тратил! – сам на себя разозлился двуглавый. – Где ему?! Даже десяток таких, как он, грахмана не одолеют!
Тут я вообще рассердился. Чего это они меня ни во что не ставят! Драться умею, умом тоже Бог не обидел. Доспехами-мечами не обзавелся? Росточком не вышел? Я вам, уроды двуглавые и карлики длинноухие, покажу, что не меч и не рост в жизни главное!
Я поймал за руку Клохма и произнес, с нажимом так, сурово почти:
– Ты на внешность-то мою не смотри.
– Эх, да брось ты. – Тот высвободил руку. Он был явно расстроен.
– Спорить не буду, просто скажи, сколько заплатишь, если я тебе твой кристалл разлюбезный назад принесу на блюдечке?
