– Но вы уже взяли меня на ее место? А если она найдется?
– Тогда и будем думать. Сейчас все выглядит так, будто она просто сбежала: часть вещей исчезла вместе с ней, но она никому ничего не сообщала. И с родителями не связывалась. Возможно, в этом замешан мужчина. Не знаю. В любом случае, если она действительно сбежала, то теперь уже вернуться на курс не сможет. Так что учись, Лана, раз все так сложилось. Возможно, это твоя судьба.
Сделав это громкое заявление, он наконец повернулся и пошел прочь, а Лана отправилась в аудиторию, чтобы в этот раз точно не опоздать и занять стратегически выгодное место.
Однако судьба или нет, а до конца дня легче ей не стало. Пусть следующий лектор не обратил на нее никакого внимания, она постоянно ловила на себе враждебные взгляды. Отсутствие возможности с кем-то поговорить тоже очень угнетало. Вспомнилась Альма, и поперек горла встал ком. Неужели подруга теперь тоже от нее отвернется? Пока длился учебный триместр, она и не могла встретиться с ней: правила Лекса запрещали покидать его территорию без крайней необходимости. Но то, что она даже не попыталась с ней связаться в письме или через зеркальный коридор, – удручало.
Лана решила, что через пару дней, как только у нее все успокоится, она сама напишет ей. А пока пришлось всю вторую половину дня провести в библиотеке, прорабатывая лекции, которые не успела записать, по учебникам. Из-за чего она едва не пропустила ужин. По крайней мере, кормили здесь хорошо. Без изысков, но вкусно.
В комнату Лана вернулась уже перед самым отбоем. С досадой на себя осознала, что нарочно торчала в библиотеке, чтобы не пересекаться с соседкой. Сам факт необходимости делить с кем-то комнату приводил ее в ужас, но когда этот кто-то еще и смотрит на тебя волком, становилось совсем противно.
За тот час, что девушки готовились ко сну, никто из них не проронил ни слова. Уже погасив световой шар, Лана вдруг осознала, что даже не знает имени соседки, но спрашивать не стала.
В эту ночь сон как раз не шел. Лана долго балансировала на грани реальности, то проваливаясь в зыбкие, тревожные сновидения, то выныривая из них, пока одно наконец не засосало ее с холодной яростью.
Это был кошмар, какого она еще никогда в жизни не видела. Нет, Лана не смогла бы его описать, рассказать, что именно страшного в нем происходило. На нее навалилась неразборчивая мешанина образов. То глаза слепил яркий разноцветный свет, то почти ничего не было видно из-за сизого дыма. Она ощущала то душное тепло наполненного людьми помещения, то холодные объятия ночной дороги. Но каждая секунда, проведенная во сне, заставляла сердце биться быстрее и болезненно сжиматься от ощущения приближающейся опасности. Словно что-то бестелесное и невидимое ползло к ней, тянуло руки и желало одного – уничтожить, а Лана все никак не могла ни рассмотреть загадочное нечто, ни убежать от него.
В какой-то момент безликое нечто ее настигло, обхватило мягкими руками, словно щупальцами, невообразимым образом проникло внутрь, дотянулось до сердца и сжало его, останавливая. Резкая боль пронзила все тело, Лана хотела закричать, но в легких совсем не оказалось воздуха.
Наверное, она умерла бы уже в следующее мгновение, если бы кто-то не выдернул ее из кошмарного сновидения резким толчком.
Лана села на кровати, тяжело дыша и в панике оглядываясь по сторонам. Она была все там же, в своей комнате, в которой сейчас горел один слабенький световой шар. Над ее кроватью стояла крайне недовольная соседка.
– Ты что, еще и припадочная, что ли? – буркнула она, глядя на Лану не то с ненавистью, не то просто с раздражением. – Хватит орать. Выпей снотворного, если не можешь спать нормально.
С этими словами она вернулась в свою кровать и погасила свет, а Лана еще долго сидела, обхватив колени руками и не рискуя снова опускать голову на подушку.
Глава 5
Лана не спала почти до самого утра. Стоило задремать, как начинало казаться, что нечто невидимое и злонамеренное снова тянется к ней. Лишь когда рассвело, она сдалась крепкому сну, но тот не продлился долго: пришло время вставать на занятия.
Мрачное недовольство соседки по комнате не прибавляло энтузиазма. Голова раскалывалась, и ужасно хотелось наплевать на все, никуда сегодня не идти, а просто лечь спать. И пусть строгий куратор отчисляет хоть с первого раза. Вся эта затея с учебой на журналиста все равно очень плохая идея.
Однако Лана не позволила себе такой слабости и поплелась в ванную комнату, как только та освободилась. Нет уж, она не сдастся так быстро. Иначе все эти унылые ничтожества решат, что она просто испугалась их недобрых взглядов и сплетен. Обойдутся.
Мама часто повторяла: чем хуже ты себя чувствуешь, тем лучше должна выглядеть. Поэтому сегодня к утреннему макияжу Лана подошла с особенной тщательностью, скрывая следы бессонной ночи и косметическими средствами, и магией. Уложила волосы в роскошные локоны, нарочито небрежно рассыпала их по плечам, как следует закрепив дополнительным заклятием, чтобы в этой своей идеальной небрежности они пролежали весь день. И выбрала самое новое, стильное и дорогое из своих повседневных платьев. Раз уж в СКА не заставляют носить ученическую форму, как в Лексе, то почему бы не выгулять объемный гардероб? В конце концов, это единственное, что осталось у нее от прежней жизни.
Закончив колдовать над собой, Лана посмотрела в зеркало и улыбнулась отражению. На завтрак она теперь не успеет, но оно того стоило. Мама бы гордилась.
Если бы, конечно, ей когда-нибудь было до нее дело. Эта непрошенная мысль заставила улыбку дрогнуть и медленно погаснуть. Ее родители всегда были очень заняты карьерами и общественной жизнью, поэтому Ланой занимались в основном няни и гувернантки. Отец еще как-то пытался иногда изображать живой интерес к ее делам и достижениям, но даже двенадцатилетняя Лана видела, что это только игра на публику или попытка соответствовать каким-то неведомым ей стандартам политика, обязанного быть хорошим семьянином.
Однако мать не делала и того. Может быть, когда-то давно, в глубоком детстве, которого Лана не помнит, она ею и занималась. Возможно, даже иногда качала на руках. Но на ее памяти родительница всегда была холодной и отстраненной. Кажется, никогда не обнимала ее. Вместо этого Лана по утрам пробиралась в ее спальню – у них с отцом были отдельные спальни – и залезала в кровать, прежде чем ее уберут. Она зарывалась лицом в подушку, которая пахла мамиными кремами и бальзамами для волос, пока простыни еще хранили тепло ее тела. Это в некотором роде заменяло ей объятия. Главное было не попасться, потому что мать всегда очень сердилась, если вдруг ловила ее на этом.
Она вообще часто на нее сердилась. Возможно, из-за того, что Лана однажды случайно проболталась отцу о ее любовнике.
Нет, сама Лана тогда даже не поняла, что именно рассказала, осознание пришло несколько позже. Просто каким-то образом однажды она увидела их вместе, в постели. Ничего не поняла и с детской непосредственностью рассказала об этом эпизоде отцу. Скандал был знатный. Мать, наверное, еще месяц с ней не разговаривала и всячески игнорировала.
