Она любит тишину. В ней столько можно услышать.
Если бы ей пришлось выбирать, она бы предпочла оказаться кошкой, а не собакой. Не потому, что она пишет о кошках. Просто собаки непосредственны. Они откроют все о себе в обмен на тарелку мяса. Кошка же поделится с тобой тем, что ты, по ее мнению, должен знать, оставив за собой право исчезнуть.
Цветы оказывают на нее сильное действие. Они напоминают о красоте и хрупкости жизни. Когда она идет с цветами по улице, будь то в Нью-Йорке или в Мельбурне, машины притормаживают, чтобы дать ей пройти. Человек с цветами показывает, что он влюблен или любим. Они могут быть выражением заботы о друге, попавшем в беду, или знаком чьего-то внимания. С цветами в руках вас окружает ореол любви.
Ее интересуют люди в начале или в конце жизни. Она любит, когда малыш смотрит на нее из коляски и поднимает пухленькие пальцы, приветствуя ее. Или когда во взгляде пожилого человека мелькает узнавание в обмен на мимолетный кивок. Люди, находящиеся на краю, ценят чудо пребывания в это мире. Их приоритеты просты. Они наслаждаются каждым моментом. У животных такое же отношение.
Она любит смотреть, как открываются и закрываются губы матери, когда она кормит младенца маленькими кусочками хлеба. Лица малышей очаровательны. На некоторых из них уже вполне взрослое выражение. Семейное сходство очень увлекает ее. То, как форма ушей или глаз переходит из поколения в поколение, завораживает.
Она потеряла ребенка, одну грудь, брата, родителей и многих близких друзей, но не опустила руки. Жизнь дала ей гораздо больше, чем забрала, и продолжает давать изо дня в день.
В наше время, когда столько людей зацикливаются на гиперреальном мире внутри смартфонов, она находит утешение во взглядах влюбленных. Еще нескоро роботы будут влюбляться друг в друга.
Она чувствует опасность не в том, что роботы становятся людьми, а как раз наоборот. Наблюдая за пассажирами в метро, она огорчается оттого, что все головы опущены над телефонами. Их взгляд стекленеет, когда они отключаются и погружаются в полугипнотическое состояние. Последняя вещь, которой касаются их пальцы перед сном, это холодное серебро технологий. Первое, к чему они тянутся, проснувшись утром, – это не тепло человеческого тела, а телефоны. Сколько еще понадобится людям, чтобы забыть, каково это – быть человеком, – одно поколение? Два?
Она понимает, почему так возросла популярность домашних животных. Людям больше, чем когда-либо, нужно тепло теплой шерстки, блеск доверчивых глаз. Зачастую это все, что их еще связывает с животным началом.
Она дорожит обществом друзей и близких, но не меньшее удовольствие получает, сидя в одиночестве в кафе, слушая, как другие пытаются разобраться в собственном мире.
Такой была женщина, с которой я возобновила знакомство. Поэтому, оставшись одна в Нью-Йорке, я была далека от одиночества. Я наслаждалась собственной компанией, и меня это устраивало.
Кроме того, у меня был Боно. Наслаждаясь оперой Вагнера в Линкольн-центре или уминая пиццу в «Ломбарди» в Нолите, я знала, что на третьем этаже не самого элегантного здания неподалеку от штаба ООН бьется маленькое сердечко, ожидая меня.
Как-то утром, перебирая белье в поисках одного из своих новых бюстгальтеров, я нашла мягкую розовую кошачью игрушку, которую привезла с собой из Австралии. Я положила ее на пол у кровати и ушла на весь день.
Вернувшись домой вечером, я увидела, что Боно носится с ней по квартире, как будто это лучшая игрушка на свете. И, к моему восторгу, он начал ходить по-большому.
Глава 22
Сказки
Кошка оказывает вам величайшее доверие, позволяя себя гладить
Я не дождалась никакого ответа от «Хаффингтон Пост» и уже начала волноваться, получили ли они мой первый блог. Беспокоясь из-за отсутствия их реакции, я позвонила Виде. Со своей фирменной энергией она ответила, что разговаривала с редактором и через несколько дней блог будет опубликован. После Микейлы Вида была величайшим человеком-все-в-порядке, которого я когда-либо встречала.
А пока, добавила Вида, издательство хочет, чтобы я принесла Боно на книжный ланч, который они будут проводить через несколько дней. Он будет проходить в магазине зоотоваров, поэтому Боно не будет одиноко.
Я попыталась объяснить, что Боно, принимающий книжный ланч, – это как Говард Хьюз в собственном песенно-танцевальном шоу. Это травмирует его и сведет к нулю прогресс, которого мы добились. Если его выставить напоказ перед незнакомцами, он свернется в клубок, и его шансы найти дом еще уменьшатся.
В итоге мы согласились принять решение позже.
Даже если по какой-то причине «Хаффингтон Пост» решил не использовать мои работы, я принялась за второй пост.
– Я просто пытаюсь помочь тебе, – сказала я своему соседу по комнате, который оставался таким же общительным, как истукан на Острове Пасхи.
«Никто не говорил, что это будет легко… – печатала я, как школьница, рассказывающая сказки. – Боно отказывался выбираться из-под кровати».
Пока я продолжала корпеть над текстом, из укрытия показались усы. Затем высунулся нос и пара глаз, горящих, как фонари. Кот с любопытством наблюдал за мной с безопасного расстояния у входа в свою пещеру. Я позвала его по имени, но он не отреагировал.
– Ты неблагодарное животное, которое дорого обходится, – сказала я, снова возвращаясь к клавиатуре. – И можешь оставаться там, сколько хочешь.
Покончив с половиной блога, я плюхнулась на диван и стала перебирать каналы телевизора. Странная разновидность стокгольмского синдрома, ожесточенная борьба американцев за свободу от Англии, казалось, привела страну к одержимости «Аббатством Даунтон» и «Акушеркой»
[9]. Сначала их версия «Охотников за стариной»
[10] заинтриговала меня, но вскоре вогнала в ступор. Я уже собиралась выключить телевизор, когда маленькая фигурка прошла ко мне через комнату.
Я замерла и притворилась, что с увлечением смотрю рекламу. Боно подошел ближе и уперся лбом в край моей туфли. Борясь с желанием с криком броситься обнимать его, я делала вид, что не вижу его, и продолжала смотреть телевизор. Боно сказал «мяу», и его голос прозвучал, как звоночек. Я сделала вид, что не слышу.
Когда он запрыгнул на диван и сел рядом со мной, мое сердце растаяло, как мороженое в неработающем холодильнике. Я наклонилась к нему. Он задумался, в любой момент готовый передумать и броситься в укрытие. Однако остался на месте и позволил мне провести рукой по его костлявой спине.
Рука человека идеально подходит для того, чтобы гладить кошачью спину. Их изгибы как будто специально созданы друг для друга. После нескольких движений я услышала, как вибрируют мышцы в кошачьем горле. По словам Оливии, десятилетние исследования Миннесотского университета доказали, что вероятность сердечного приступа у владельцев котов на 40 процентов ниже, чем у тех, у кого нет этой машины для мурчания. С каждым движением моей руки мурлыканье Боно становилось все громче, и я почувствовала, как мои мышцы расслабляются, а легкие наполняются воздухом медленными глубокими вдохами.
