Он пожал плечами и посмотрел на нее с огромной нежностью.
Я подумала – какую перемену Зилла произвела в отце. С нею он становился другим человеком.
Верная слову, она настояла на своем, и отец на следующий день остался дома.
– С ним все в порядке, – сказала она, – просто ему нужен отдых.
Ближе к полудню в дверь моей комнаты постучал а Элен.
– Мисс Девина, мне нужно поговорить с вам, – сказала она. – Я получила дурную весть.
– Дурную весть? – повторила я за нею. Она кивнула.
– От кузины, она живет рядом с матерью. Мать очень больна… скорее всего, едва ли выживет. Я должна поехать к ней.
– Конечно, Элен.
– Если можно, я поеду сегодня, мисс. Поезд на Лондон в два тридцать. Мне бы только поспеть на него…
– А как же со сборами? Времени так мало.
– Ничего, потороплюсь.
– Вы говорили с миссис Глентайр?
– Она наверху с хозяином. Я бы, конечно, сказала ей, но не решаюсь их беспокоить, вот и подумала, что обращусь к вам, а там – как получится.
– Я поднимусь и скажу, что вы хотите ее видеть. А вы пока соберете вещи. Хэмиш отвезет вас на станцию.
– Спасибо, мисс Девина. Вы сняли с меня такой груз. Я поднялась в спальню отца и постучалась. К двери подошла Зилла. Я мельком увидела отца. Он сидел в кресле в ночном халате.
– У Элен неприятности, – сказала я. – Очень больна ее мать. Ей нужно сегодня же выехать в Лондон. Она хочет повидать вас.
– Боже мой, бедняжка Элен. Я спущусь к ней прямо сейчас. Где она?
– У себя в комнате, укладывается.
Я ушла, а Зилла повернулась к отцу и что-то ему сказала.
Элен покинула дом в полдень.
В тот вечер я обедала вместе с отцом и Зиллой. Отец был в халате, но Зилла сказала, что убедила отца спуститься в столовую – мол, в компании веселее.
– Она обращается со мной, как с ребенком, – сказал отец и как-то по-детски надул губы.
После еды отец начал нетерпеливо искать глазами привычный бокал с портвейном, но Керквелл его еще не принес. Подав последнее блюдо, он всегда уходил и снова появлялся в столовой лишь для того, чтобы наполнить бокал из графина. Но, как можно было понять, мы покончили с обедом раньше обычного.
– Я налью тебе, папа, – сказала я и подошла к буфету. Вина в графине оставалось на донышке. Едва я отставила почти пустой графин, как вошел Керквелл.
– О, вы уже все сделали, – сказал он. – Прошу простить. Я видел, что графин почти пуст и спустился в погреб за новой бутылкой. Пожалуйста, мисс Девика, если вина маловато, долейте из моего графина.
– Спасибо, мистер Керквелл, – сказала я. – Вам налить, Зилла?
– Не сегодня, – ответила она.
Керквелл вопросительно посмотрел на меня. Я покачала головой.
– Нет, благодарю.
Он поставил полный графин рядом с пустым. Когда отец допил вино, Зилла сказала:
– Пора пожелать друг другу спокойной ночи, Девина. Я не хочу, чтобы твой отец перенапрягался.
В ответ – все тот же раздраженный и одновременно любящий взгляд.
Я попрощалась и ушла к себе.
Должно быть, около двух часов ночи меня разбудил стук в дверь.
Я спрыгнула с кровати и впустила Зиллу. Она была в ночной рубашке, босая, с распущенными волосами.
– Твоему отцу очень плохо, – сказала она. – Его терзают боли. Я думаю послать за доктором Доррингтоном.
– В такое время?
Я нашарила тапочки и надела халат.
– Не знаю, что и делать, – сказала Зилла. – Мне не нравится его вид.
Вместе с нею я прошла в их спальню. Отец лежал на кровати с пепельно-серым лицом; дышал он с трудом, и глаза у него были стеклянные. Казалось, ему очень больно.
– Наверно, очередной приступ, – предположила я.
– Он тяжелее предыдущих, мне кажется. Нужно послать за доктором.
– Я пойду разбужу Керквелла. Он и сходит за мистером Доррингтоном. Служанок нельзя отпускать из дому в такой час.
– Ты и впрямь это сделаешь?
Я постучала в комнату Керквеллов и сразу вошла. Керквелл уже вставал.
– Мне очень жаль, что приходится будить вас среди ночи, – сказала я, – но мистеру Глентайру очень плохо.
Керквелл, слегка смущённый тем, что я увидела его в ночной рубашке, торопливо накинул халат.
Когда мы с ним выходили из комнаты, миссис Керквелл уже начала одеваться, чтобы последовать за нами.
Взглянув на отца, Керквелл сказала, что немедленно идет за доктором. На его взгляд, это необходимо.
Потом к нам присоединилась миссис Керквелл. Она уже ничем – как и все мы – не могла помочь.
Нам показалось, что прошла вечность, прежде чем мы услышали стук лошадиных копыт – это в одноконной карете приехали Керквелл и доктор. Но к этому времени отец был уже мертв.
ОБВИНЯЕМАЯ
И начался кошмар. Последовавшие за смертью отца недели кажутся мне теперь нереальными. У меня было ощущение, что я очутилась в безумном угрожающем мне мире. Та ночь стала роковой в моей жизни.
Доктор оставался у отца довольно долго, а когда, наконец, вышел – был чрезвычайно серьезен. Он не сказал мне ни слова. Прошел мимо, словно не видя меня. Он казался глубоко потрясенным.
Скоро я поняла – почему.
Как только он удалился, ко мне в комнату вошла Зилла. В речи моей мачехи появилась какая-то не свойственная ей бессвязность.
– Он… э-э… он думает, что причиной может быть какой-то яд.
– Яд?
– Содержавшийся в том, что он принимал… или…
– Или?
– Или твоему отцу его просто подсыпали.
– Моему отцу подсыпали яд?
– Доктор говорит – будет вскрытие. Потом… расследование.
– Но… почему… он же болел. Это не было настолько уж неожиданным.
Она в ужасе затрясла головой.
– Нам всем нечего бояться, – сказала она, внимательно на меня посмотрела и добавила: – Ведь так?
– Но это ужасно, – крикнула я. – Почему… почему?
– Таков порядок, когда человек умирает неожиданно.
– Ужасно, ужасно, – повторяла я.
Она подошла и легла в постель рядом со мной.
Мы не спали всю ночь и немного поговорили. Я полагала, что ее мозг не оставляют те же страшные мысли, что терзали мой.
На другой день тело отца забрали из дома.
Заголовки в газетах были набраны кричащими огромными буквами:
