– Тут, понимаете ли, такое дело… – старик слегка замялся и ссутулился.
Крам с раздражением глянул на управляющего, и тот сгорбился еще сильнее, опустив голову, но зыркать по комнате не перестал:
– У нас недоим, господин, третий год к ряду.
– И чего ты хочешь от меня? – голос Крама был холоден и звучал опасно.
– Ничего, господин, простите, я просто обязан донести это до вашего сведения и вот, – хитрый старик положил на изукрашенный красивой резьбой низенький столик несколько исписанных листов грубой, серой бумаги, – документы, тут все указано. Разрешите послать гонцов по деревням для сбора людей?
Императором был издан такой закон, в котором прописано, что, ежели в один год была недостача, то во второй накладывался десятипроцентный штраф на основной долг. Ежели и в третий год «неурожай», то старейшин казнили, а в погашение долга забирали девочек от двенадцати до пятнадцати лет. Казнить же провинившихся старейшин предстояло новым, в тот же день выбранным из населения.
Десятник промокнул салфеткой губы и с неудовольствием придвинул к себе исписанные ровным мелким почерком листы, бегло прошелся взглядом по строкам.
– Хм… а это уже интересно, – подумал он. – Кажется, Боги услышали его обещание о десятине в дар Храму и милостиво решили устроить своему любимчику небольшое развлечение.
Десятник гвардейцев бросил старому туину:
– Отсылай. На смотр я сам поеду, а то насуете всяких корявых, знаю я вас, – заявил он скривившему недовольную гримасу управляющему, уже предвкушая сценарий завтрашнего дня.
* * *
Главная приграничная площадь, если ее можно так назвать, имела унылый, скорбный вид, и, глядя на нее глазами столичного жителя, десятник преисполнялся непонятной брезгливостью к местным жителям и к их быту. Про каменные дороги и мостовые тут, похоже, и не слышали никогда. Убогие прилавки в покосившихся одноэтажных строениях, которые являлись, как он понял (о, Боги) торговыми лавками, больше напоминали свинарники, и то, как в них можно было найти что-то приличное, так и оставалось загадкой. В центре площади размещался колодец с множеством желобов, расходившихся в стороны от него наподобие солнечных лучей, размером каждый из них по двенадцать шагов и глубиной – в локоть. Эта деталь крестьянской смекалки его заинтересовала, и, чуть поразмыслив, он нашел ответ на вопрос, для чего все это нужно. Оказывается, эти желоба позволяли напоить одновременно несколько вьючных животных, не создавая очереди, и более того, имели еще уйму практических применений: стирка, мойка, и банально могли заменить в знойный день фонтан. Подойдя к ним и устроившись в непосредственной близости от открытой колодезной воды, вполне можно отдохнуть и освежиться. Оставив заметку себе в голове, как можно больше узнать про это, десятник «вернулся на землю» и перешел к решению государственных дел.
Заложив за спину руки с зажатой в одной из них искусно сделанной нагайкой, Крам медленно шел вдоль неровного строя, хлюпающего носами и местами подвывающего.
– Эта, – остановившись напротив высокой, стройной и белокурой девушки годов четырнадцати, указал на несчастную скрученным хлыстом и так же неспеша двинулся дальше. За спиной раздались жалобные стенанья, грубый окрик его солдата и резкий звук хлыста, ударившего вхолостую оземь.
– Голову подыми, – велел командир, пытаясь рассмотреть очередную жертву закланья.
Низенькая, возраст непонятен, на вид ей можно дать как десять, так и тринадцать лет, но довольно миловидная. Медленно подняв голову, она уставилась исподлобья на человека, решающего ее дальнейшую, судьбу сухими, злыми глазами, полными ненависти и желания вцепиться в горло.
– Хм… – Крам задумался, прокручивая в уме: – «Интересная штучка. Взять? Ломать придется. Будет ли с нее толк после этого? Не возьму – вспоминать буду… Может, себе оставить на забаву, как дикую зверушку?» – и, все-таки, решив, кивнул девчонке в сторону своих бойцов: – Сама пойдешь, или тащить волоком?
Та только сжала крепче губы, фыркнула, расправила плечи и, вскинув голову, гордой походкой пошла в указанную сторону. В толпе заплакала женщина. Крам ухмыльнулся. Настроение у него заметно улучшилось, процесс отбора пошел веселее.
– Это что? – указал он на предпоследнюю девчушку в рваном, грязном сарафане, явно намеренно истоптанном в дорожной пыли.
Та усердно размазывала слезы и сопли по зареванному лицу со следами грязи и сажи.
– Почему в таком виде? Умыть!
По толпе прошел тихий ропот о том, что какая-то Марта умышленно измарала свою дочь перед смотром. Тут же подлетевший боец ухватил ребенка за плечо и потащил за собой к колодцу, неподалеку от которого и разворачивалось все действо. Долго не церемонясь, служивый взял за растрепанные волосы и обмакнул девчушку головой в ведро, затем грубо протер ее лицо своей ладонью, растирая грязь, и молча притащил всхлипывающее создание обратно.
Командир отряда недовольно кривил губы, осматривая незаурядной внешности дрожащую девочку.
– Раз твоя мать такая умная, то будешь на кухне у печей работать, на большее ты непригодна. Пошла! Бегом!
Девочка заревела в голос, озираясь на односельчан, и тут же, распихивая впереди стоящих людей, как ледокол, из толпы вылетела дородная баба. Упав лицом в ноги командира, она, причитая, слезно взмолилась пощадить ее дитя.
– Богами тебя заклинаю, не тронь мою деточку! Муж погиб, она одна у меня осталася! Да что ж, девок-то краше нее нет разве? Да вон, у Котовых хоть, их аж две, да красавицы обе, лицом одинаковы! А он на смотр-то своих не выставил, видать, потому как старостой сделался, а нам куда ж до него-то, простым-то!
Народ зашумел:
– Малы на смотр те девки! – заорали из толпы.
– Чего ты, дура, мелешь! Рот закрой!
– Да заберите ее кто-нить!
– Где ж малы?! Где ж! На три денечка-то всего от моей младшие! Ах, что ж я ее, дура проклятущая, позже-то не родила, хоть на денечек-то-о-О-О!!!
Крам развернулся к старосте. Юр стоял, скрепя зубами от злости, явно желая свернуть шею языкастой, истеричной соседушке. Командир отряда, сверля старосту недобрым взглядом, неспеша подошел ближе, постукивая рукоятью скрученной плетки о свою ладонь.
– Правду она говорит?
– Правду, – пробасил Юр, нависая горой над довольно худощавым парнем, почти вдвое моложе. – Вот только по закону все, им двенадцати не исполнилось, три дня еще как не будет. Не положено им на смотр по возрасту.
– Пока доедем – будет, – веско заявил командир, совершенно не смутившись ростом и шириной плеч оппонента. – Девки где твои?
– Не по закону то! – повысив и без того громкий бас, медведем рыкнул Юр.
Глаза парня сузились, бледные, тонкие губы превратились в две белесые нити.
– Кто ты такой, чтобы МНЕ-Е на закон указывать, деревенщина?! – и без замаха, но как-то хитро, исподнизу ударил здоровенного мужика рукоятью плети в лицо.
