– Кр-ра! – ворон вспорхнул с ветви и привычно уселся на плечо мужчины, потоптался немного там и, слетев, приземлился прямо у входа в логово. – Крра! Крра! Крра! – разорался он, прыгая рядом со входом и поторапливая человека.
Тот неспешно пришвартовался к острову и вытянул плоскодонку на берег.
– Да иду, иду уже. Не ори ты так, – пробасил путник, быстро шагая наверх пригорка.
Мрякул юркнул в логово и, выгнув спину, встал у изголовья мальчика.
– Да что тут у вас? – согнувшись вдвое, чуть ли не на карачках мужчина пролез в недра старого дуба.
Из сумрака догорающего вечера оказавшимся во тьме дупла глазам требовалось время для привыкания, чтобы хоть что-то разглядеть, но этого не понадобилось, гостю достаточно было и слуха – судя по стонам и бормотанию, там лежал больной человек. Подросток.
– Не шипи, зверь, не со злом я. Помочь хочу, – буркнул человек мрякулу и аккуратно вынул из укрытия тело мальчика наружу.
Закат давно прошел, и ночь постепенно подбиралась с восточной стороны, зажигая в высоком небе звезды. Пришедший на лодке человек прижал тощее тело к своей груди, с сосредоточенным видом ощупал позвоночник, бережно положил мальчика на траву, задрал рубаху, осмотрел набухшие раны, негодующе качая головой и цокая языком. Принюхался, глянул на перевязанную ногу, развернув грязные бинты.
– Ох, же-е, черт! Ну, малой, как же тебя так-то, а? Ну, ничего, ничего, потерпи еще немного, – при этих словах он подхватил мальчика на руки, словно пушинку, и понес к лодке.
Мрякул, круживший поблизости, тут же заскочил в плоскодонку и улегся рядом с ребенком. Положил свою голову другу на грудь, замурчал. Весло опустилось в воду, оттолкнулось от суши. Лодка шла быстро. Потом мальчика долго несли, что-то приговаривали, но он плохо понимал происходящее и не мог отличить явь от бреда.
Калину казалось, что он говорит то с Лешим, то с Лютом, то убегает от грузной поварихи, которая перекинулась в зомби и теперь хочет его сожрать… То вдруг эта повариха превращается в Базиля, сожалеющего о том, что его не оказалось рядом, и подхватившего Калина на руки, уносящего его в неизвестном направлении. Потом привиделись жуткие личины и призраки, один из них, очень страшный, поил его животворным напитком, раздевал и клал в естественный, природный колодец, но вода в нем не была ледяной, как ожидалось, она была теплой и даже приятной по ощущениям. Боль, грызущая все тело, утихала, отступала, и становилось так хорошо и спокойно, что хотелось петь, но из горла раздавалось лишь мурчание, схожее с кошачьим. Калин не успел расслабиться, как вновь увидел толстую повариху. Она, глядя белесыми глазами в пространство перед собой, резала морковь, не замечая, как та закончилась, и в ход пошли уже собственные пальцы. Мрякул вдруг запрыгнул на стол, ухватил кругляш и приступил к трапезе, мурча.
– Не ешь это! Выплюнь! Плюнь, говорю! – орал Калин Полкаше, который с аппетитом уплетал фаланги женщины-зомби.
Мрякул повернулся к мальчику и вполне человеческим голосом, мужским таким, с хрипотцой, ответил:
– Не кричи, малой, успокойся. Это кошмары, скоро они тебя отпустят. Все будет хорошо. Потерпи…
И в груди вновь замурчало, сладко так, приятной, согревающей вибрацией разливаясь по всему телу. Стало хорошо, солнечно… И правда, кошмары больше не приходили на ум. Калин видел сестер и своего друга Митька, они весело резвились в реке, а отец стоял на берегу, обняв со спины маму, поглаживая ее круглый, как шар, живот. Они оба счастливо улыбались. Улыбался и Калин. И вновь он почувствовал прикосновение рук к своему затылку, и край кружки на губах. Отец зачем-то поил его горьким отваром, приговаривая не своим голосом, а тем же, что и ранее Полкан, грубым, хриплым, будто простывшим, о том, что страшное уже все позади.
* * *
Странные пищащие звуки резали, терзали слух, будто кто-то нещадно изгалялся над резиновым утенком со свистком. Эти-то звуки и разбудили Калина впервые в полном сознании, без ментального бреда, но мальчик все еще не понимал, где он, и кто мучает утку.
«Почему именно утку? – подумал он, явственно представив себе яркую желтую игрушку с оранжевым клювиком. – Почему утенок, а не собака резиновая, к примеру?»
Нет, именно желтая игрушка стояла перед глазами. Стало любопытно: – «Что это? Откуда?»
Он помнил, что находится в мире, где подобных вещей не существует, а значит, либо он снова перенесся в новый мир, либо это все же чертовы галлюцинации. Но тогда ведь ничего страшного не произойдет, если он сходит и посмотрит?
Калин попытался подняться.
Он сидел на кровати и разглядывал помещение: очаг, стол, единственная лавка, на стене висели рога, подобные тем, какие были у напавшего на острове зверя. Одежда тоже развешена по стенам, никаких шкафов или сундуков, как у мальчика дома, на глаза не попалось. На полу – спальное место из сена и тряпок, а еще кровать, которую он и занимал. На этом – все убранство. Обстановка более чем аскетична. Калин машинально пощупал бедро – почти не болит. Ребра – тоже чуть-чуть. Посмотрел на раненую ногу: забинтована чистой тканью, сквозь которую просочилось темно-зеленое пятно от мази. В голове чуть шумело, но без кружения, и Калин рискнул встать на ноги. Тихонько, боясь снова укола дикой боли. Было как-то неприятно, больно, но вполне терпимо и совершенно ни в какое сравнение не шло с тем, что пришлось испытать ему на острове с дубом.
Не спеша, прихрамывая на обе ноги и держась двумя руками за бабкину клюку, которая услужливо ожидала его у кровати, прислоненная к стене, мальчик доковылял до двери. Открыл ее. Крохотные оконца, затянутые полупрозрачным, желтоватым пузырем, держали комнату в полумраке. После болезни такое освещение было вполне нормальным, но вот яркий, дневной свет даже и в пасмурную погоду больно резанул по глазам. Калин зажмурился, словив солнечных зайчиков, проморгался быстро и сквозь прищуренные веки попытался рассмотреть, что же там такое происходит и откуда эти душераздирающие, пищащие звуки.
А происходило следующее: ворон своей когтистой лапой прижал к земле странное бронированное существо, размером не больше обычного ежа, и методично тюкал того клювом, внимательно рассматривая и вслушиваясь после каждого удара в жертву.
– Пи! Пи! Пи! – пронзительно раздавалось каждый раз, когда броню испытывали на прочность клювом.
После нескольких подобных нападений ворон выпустил из плена и пнул существо клювом, то немного прокатилось и, встав на маленькие лапки, проворно рвануло в сторону кустов. Тут среагировал мрякул – прыгнул, прямо как барс на добычу, схватил и принялся гонять лапами по земле, подбрасывая в воздух и тут же хватая зубами снова скрутившегося в шар животного. Пыль стояла столбом.
– Пи-и-и! Пи-и! – истерично заливался костяной мячик, пытаясь вывернуться, выскрестись из когтей игривого мрякула.
Ворон же скакал следом за мрякулом, щелкая клювом в попытке отобрать «игрушку».
– Гамлет, ты показываешь дурной пример нашему гостю. Твои вредные привычки должны остаться с тобой. Если еще раз я увижу тебя с бронекрысом, свяжу крылья и положу перед его норой, пусть он с тобой позабавится, а я погляжу.
