– Поле, поле, поле уже второй день один и тот же пейзаж…
Словно они и не едут никуда, а просто стоят на одном месте.
Норг, тот самый бритоголовый парень с вытатуированными узорами на висках, который тогда ночью о чем-то спорил с бородатым человеком в капюшоне. Лежа в ту ночь на земле, под листьями, мальчик хорошо видел эту бороду, но больше ничего, кроме нее. Некоторые незнакомые слова из их разговора мальчику хорошо запомнились, но как разузнать их значение, не навлекая на себя подозрение?
– Интересное у тебя имя, Норг, – как-то завел Калин беседу. – Не слышал никогда такого. Ты не из этих земель?
– Верно, не из этих. С севера я. Нордланд, слышал, может, когда-нибудь?
– Не-а, не слышал. Я вообще мало где был и о дальних странах совсем ничего не знаю. Лаки – моряк, ты, наверное, с ним плавал?
– Нет, – мгновенно и резко ответил Норг. – Я к морю никакого отношения не имею.
Но сказано это было так, что мальчик понял – имеет, и еще какое. Внимательнее присмотрелся к собеседнику. На мочке правого уха след от серьги, но самой серьги нет и, судя по равномерному загару, давно уже нет.
– Норг, а научи меня своему языку, – вдруг прямо и без затей попросил Калин.
Мужчина удивленно глянул на паренька:
– Зачем это тебе?
– Ну, ты же наш язык знаешь, значит, выучил когда-то, а вот теперь ты тут и говоришь свободно. А вдруг меня в вашу страну занесет. Пригодится. Знаешь, мой дед всегда говорил, что знания лишними не бывают. Ну, так что, научишь?
– А, давай, – махнул боец рукой. – Один демон, я от этой дорожной скуки взвою скоро, а так хоть какое-то развлечение будет.
Так дальше и ехали с пользой, постигая новую науку. Помимо изучения языка велись и другие беседы, в частности, о «шалостях» – грабежах соседних с Империей земель и жителей Пустоши. Да и друг у друга, бывало, пошалить охотники находились. А про разбойников обычных вообще разговор отдельный. Их в последние три года развелось, как бронекрысов в поле. Так что, хоть Империя официально и не находилась ни с кем в состоянии войны, ухо в дороге все равно нужно было держать востро, а руку – на рукояти меча. Но вот кроме ножа и арбалета у Калина больше ничего не было. Точнее, было, но по мелочи. Пара швырковых лезвий, несколько сюрикенов и топорик. Звездочки они с учителем смастерили, когда узнали, что оба попали сюда из другого мира. После этого Борг еще больше привязался к мальчику и, вспомнив интересные вещи, которым тут никто не обучит, показал их своему ученику.
«Твоя сила, Калин, в скорости, расстоянии и смекалке…» – поучал Борг, но теперь эта наука только вредила. На новых тренировках нужно было работать совершенно иначе. «Забудьте все, что вы знаете: все это – говно! Все говно и вы – говно!» – вспомнил Калин отрывок из фильма про муштру солдат, прибывших после «учебки» на место службы, когда в очередной раз, получив по лицу, поднимался на ноги, утирая кровь из разбитой губы – это было обещанное Лаки обучение «правильному», показному бою на ринге. Тренировки проводили не только Калину. Все члены команды занимались, кроме деда. Этот катался вокруг на своей коляске, как акула вокруг добычи, и указывал на недоработки, почти всегда приправляя свои слова матерной руганью.
Бои проводились в разных местах: на ярмарках, под стенами, в поле, в лесу или даже на главной площади – это смотря где, с кем и как получалось договориться. Годами отработанная, отлаженная система работала безотказно. Вперед уезжали посыльные, подготавливали почву, если надо было, то платили чиновникам или просто приглашали их на бой в качестве бесплатных зрителей. Рекламировали предстоящее событие и набирали желающих поучаствовать в мордобое, чтобы подзаработать, и тех, кто хочет сделать ставки. Сутки, двое, редко трое, сами игры, и снова в путь. Через неделю Калин начал интересоваться, а скоро ли столица? Когда, наконец-то, они до нее доедут? Но в ответ всегда получал непонятное бормотание, или его просто посылали подальше, говоря при этом, чтобы не мешался.
– Блин, да я пешком уже давно бы там был! – как-то вечером у костра, после очередного такого вопроса и, как обычно, неопределенного ответа, уже окончательно психанул и разозлился Калин. – Да ну этот вояж, к чертовой матери! Я завтра утром ухожу. Сам пойду.
– Хех, прыткий какой, – усмехнулся старик, с хитрым прищуром глядя на мальчика. – Нушик, – окликнул он своего наследника, – ответь, Нушик, у нас с этим отроком договор был?
– Был, – кивнул тот.
– О чем договор был?
– О том, что он обязан выполнять все правила, поставленные тобой, отдавать две трети от боя…
Не дожидаясь окончания тирады, дед перебил говорившего:
– И на сколько мы этот договор заключили, до каких пор?
– До тех пор, пока не въедем за стены Николота. А там – оставаться с нами или идти своей дорогой – уже дело его. Там договору конец.
– Был ли такой уговор? – ввинчиваясь взглядом в глаза опешившего мальчишки, спросил старик. – Подтверждаешь ли ты эти слова?
– Подожди, а если мы год будем вокруг города кружить, то что, я год должен на тебя пахать?
– А мы и не кружим, – буркнул недовольный Крон. – Восьмой день, как свернули в сторону и ушли к Перешейку, – и бросив злой взгляд на деда, добавил: – А меня, вообще-то, жена в Николоте дожидается.
– Остынь, Крон, – положив свою ладонь на плечо бойца, негромко сказал Нушик. – Отослал я Настюше твоей весточку о том, что задержишься ты, и денег на пожить отослал, за неудобства, так сказать. Так что не кипятись. Работай спокойно.
– А о сроках, в какие мы до Николота дойдем, уговорено не было, – продолжил дед с насмешливой улыбочкой на лице. – Так что это уже мое дело, когда мы туда зайдем: завтра или через год, – и, глянув на уже вполне спокойного Крона, подмигнул.
Калин буквально задохнулся от возмущения, но ничего не ответил, он просто поднялся с бревна, служившего скамейкой, и ушел в темноту. Отойдя от лагеря на пару десятков метров, сел на землю, обхватив колени и закусив до боли нижнюю губу, беззвучно заплакал. Было до ужаса обидно, так глупо попасться на обман. И что теперь ему делать? Может, сбежать? Это он может запросто, но что потом? Что будет за нарушение договора? А не все ли равно? Хотя, с другой стороны, Лаки знает, где его искать, и он придет за ним, обязательно придет – мальчик это понимал. Лил слезы Калин недолго. Утерев рукавом лицо, он зло сплюнул на землю вязкую слюну. Глубоко втянул носом прохладный ночной воздух и, выдохнув медленно, сам себе сказал:
– Ну, что же, раз так, значит, попробуем от него взять побольше, а отдать – поменьше, ну, и обеспечить старому козлу «веселую» жизнь, чтобы поскорее появилось желание добраться до столицы. Я те устрою, гад…
* * *
Солнце палило нещадно, заставляя Ворлов активно потеть, потеть нещадными, сальными и вонючими каплями, медленно катившимися по их бугристой и крепкой коже, изрешеченной порами. Запах при этом стоял такой силы, что не привыкший к подобному Калин даже отказался от обеда, мучаясь рвотными позывами.
