– Годится, – кивнул Калин, стараясь не ронять слюни на скатерть.
Голодный живот вновь звучно напомнил о себе. Официант улыбнулся еще шире и, пообещав принести заказ в кратчайшие сроки, скрылся в недрах заведения.
– Пожалуйста, ваш заказ, молодой господин, – вернулся тот спустя несколько минут. – А это, – поставил он перед мальчиком стеклянное блюдце с пирожным, – подарок от заведения, как впервые посетившему нас клиенту. Будем крайне счастливы, если вы станете нашим постоянным посетителем.
Калин поблагодарил за подарок и, еле дождавшись, когда его, наконец, оставят в покое, с наслаждением впился в горячую выпечку. Миниатюрные «дамские» пирожки ушли, как семечки – быстро и незаметно. Приговорив и пироженку, Калин призадумался о добавке. Он уже поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание, как вдруг заметил, как с торца к кафе подбежал мальчишка очень знакомой внешности.
– Что-то еще желает юный господин?
– Рассчитаться, – промямлил Калин, не сводя взгляда с приоткрытой служебной двери.
* * *
– Калин!!! – справившись с оторопью от неожиданной встречи, воскликнул Митек и, поставив на землю корзину, кинулся обнимать друга.
– Митька, ты ли это? Не верю своим глазам!
Не в силах сдержать слезы, оба подростка шмыгали носами. Прохожие и посетители кафе с интересом наблюдали, как чей-то раб, не помня своего места, беспардонно панибратствует со знатным мальчиком. Возможно, они и были когда-то знакомы, и даже, вполне возможно, что оба являлись одного или ближнего друг к другу сословия, но теперь судьба расставила их на слишком различные ступени, и субординацию не соблюдать – проявлять неуважение к окружающим. О чем и напомнил Калину пожилой господин с тростью. С рабом разговаривать он счел ниже своего достоинства, естественно.
Подхватив корзину и испуганно озираясь, Митек, кланяясь, попятился прочь, подальше от осуждающих взглядов. Калин, едва сдерживая вспыхнувший гнев, поблагодарил старика за напоминание и отправился вслед за другом.
Найдя укромное место, мальчишки шмыгнули в подворотню и вновь порывисто обнялись.
– Как ты тут оказался? – радостно осматривал Митек Калина со всех сторон. – Во франт! – заметил он восхищенно.
– Жив… слава богам, – судорожно всхлипывая, вторил ему Калин. – Я-то думал, все, убили давно. Не найду вас никогда, а ты вот он, живехонек!
– Да жив, жив, – светился счастьем Митька. – Кому я нужен, убогий, – хохотнул он, хитро подмигнув другу.
– А девочки? – Калин весь напрягся, замер в ожидании возможных дурных новостей.
– Тоже живы, – кивнул Митька, в момент скинув с души Калина целую гранитную плиту, тяжелым грузом лежащую там все это время. – У них все хорошо. Даже лучше, чем у меня.
– Тоже в рабстве? – Калин протянул руку, дотронувшись до серебряной серьги в правом ухе друга.
На бирке указывалось имя хозяина.
– Да, – кивнул тот, – но они золотые, имперские. А я, видишь, серебряным уже заделался, – легонько щелкнул он себя по уху. – Это значит вольноходящий. Я имею право бегать по поручениям хозяина куда угодно, у меня даже бывает свободное время, могу отпроситься погулять, и мне платят небольшое жалование. Есть своя собственная комната. А еще я могу наказать любого «медяка», «железку» или «деревяшку». Ой, тут такие дела творятся с этими рангами, караул просто. Пока я допер до всего этого, три раза чуть до смерти не запороли. Ой! – Митек подпрыгнул на месте, как ужаленный. – Во, дурачина! Выпечка же остынет! Калин, дружище, давай мы с тобой вечером увидимся, а то с меня три шкуры ключник спустит, если я с булками этими вовремя не поспею.
– Где встретимся?
– Да хоть тут, как стемнеет, – махнул на прощание Митек и, подхватив корзину, пулей понесся в сторону дворца.
Калин еще минут пять стоял, улыбаясь, как дурак, и не веря, что все так удачно сложилось. Не видя ничего вокруг, счастливый до одури, несся он в таверну обрадовать друзей, что нашлись те, ради кого он отправился в путь из отчего дома.
Глава 21
Калин завершил свой восторженный рассказ, припомнив и знакомство с местной шайкой оборванцев и не забыв предупредить, что назвался племянником Крона, на что Лаки, одобрительно качнув головой, ответил, что тот все верно сделал. Вскоре ввалился и Норг. Грязный, ободранный и весь мокрый. Пахло от него нечистотами и тухлой рыбой.
– Где тебя нечисть носила? – удивленно вскинув седую бровь, от чего та стала походить на горную заснеженную вершину, поинтересовался Лаки, с усмешкой осматривая своего бойца.
– О, где меня только не носило! – изрек тот довольно, устало плюхнувшись на короб, заменяющий стул. – И новости у меня интересные. Веселые-превеселые!
Он обтер ладонью чумазое лицо и потянулся за кружкой с квасом. Все с интересом уставились на говорившего. Напившись, Норг перевел дух и жадно накинулся на еду, мыча с набитым ртом, что все расспросы потом, иначе он сейчас помрет от голода, и тогда вообще некому будет поведать интересные известия. Ребята отнеслись к оголодавшему собрату с пониманием и, отпуская в его адрес различные шуточки по поводу внешнего вида и запаха, терпеливо ждали. Утолив голод, Норг поведал о том, что не зря нырял в помойную яму и с лихвой выполнил поручение Лаки. Он узнал, что корень всех зол, оказывается, Гриня. Ребята вопросительно покосились на опешившего парня.
– Наш несдержанный друг, – рассказывал Норг, – который в том сезоне победил выставленных неким благородным господином бойцов, оказывается, нанес тому великий денежный урон и даже личное оскорбление тем, что, отказавшись принять подкуп для заведомого проигрыша, еще и покалечил его ребят. Жадным и мстительным тот оказался. Ходят слухи, что, однажды попробовав заморскую тыкву и придя от ее вкуса в неописуемый гастрономический восторг, жирдяй приложил максимум усилий, но заграбастал монополию торговли тыквой по всей округе. Теперь продажи этого овоща идут исключительно через него.
Осерчав на Гриню, он захотел его смерти, но, поразмыслив, поменял желания и подергал во дворце нужных людей, разузнав все о Лаки и его бойцовских клубах. Алчно потирая пухлые ручонки, унизанные драгоценными перстнями, он решил прибрать эту монополию себе. Зачем, спрашивается, ему нужна эта докука, если и без того денег куры не клюют? А просто, из вредности и жадности, потому что может. Занимая должность у имперского трона и водя личную дружбу с самим Светлейшим, он расписал императору, как было бы замечательно для его высочества и всего государства, если бы таким прибыльным делом заведовал не какой-то там Лаки, а он, верный слуга Светлейшего и рачительный благодетель его империи. На вопрос, а что же с безногим он собрался делать, ведь тому сами Боги покровительствуют, и убийство его может повлечь за собой кары господни на всю империю, толстый жмот ответил следующее:
– Зачем убивать сивуча, несущего золотые яйца? Пусть себе катается по великой империи, собирает доходы для его Светлейшества и дает отчеты о проделанной работе. А чтобы он был посговорчивей, нужно найти нужные рычаги для управления этим любимчиком Богов. У всех есть свои рычаги давления, и у безногого они тоже имеются. Главное, для начала, схватить его вместе с ближниками и для острастки подержать немного в казематах. Для пущей убедительности можно одного-двоих запороть, запытать до смерти, на глазах старика, естественно. Если это его не проймет, то покалечим приемыша, – говорил о Нушике и мысленно уже представлял, как лично наблюдает за пытками над Гриней, который болючей костью обиды до сих пор стоял у него поперек глотки.
