Она кричала на него, проклиная его и мисс Лавинию. Они не могли спастись бегством, поскольку были полуодеты.
Крики Холли были услышаны, и на них сбежались слуги, думая, что пойман грабитель. Теперь это уже невозможно было скрыть от самой леди Харриет.
Лавиния и Джос были пойманы на месте преступления.
По-видимому, была сильнейшая буря.
Я не видела Лавинию в течение нескольких дней. Полли рассказала мне, что произошло. Лавиния была заперта в своей комнате, и по этому поводу готовилось что-то грандиозное.
Джоса вряд ли могли уволить, поскольку он считался сыном Рейбена, хотя и не был им — так что он должен был оставаться в конюшнях, ведь Рейбен был слишком хорошим работником, чтобы терять его. Кроме того, было бы несправедливо, чтобы грехи детей падали на их отцов, не смотря на то, что Библия говорила об обратном. Если бы его поймали с любой другой служанкой, это был бы незначительный грех. Но мисс Лавиния!
— Я всегда знала, что она представляет из себя, — комментировала Полли. — Видно как на ладони. Можешь не сомневаться, что рано или поздно все выходит наружу… и мисс Лавиния разоблачила себя.
Мы ждали развязки, и долго ждать нам не пришлось.
Леди Харриет послала за отцом, и они долго совещались. Потом он вернулся домой. Как только он вошел, то попросил меня прийти к нему.
— Как тебе известно, — сказал он, — мы с твоей матерью всегда собирались отдать тебя в школу. Это было спланировано еще до твоего рождения. Не имело значения, родишься ты мальчиком или девочкой, мы оба были абсолютно уверены в необходимости образования, и твоя мать хотела, чтобы ее ребенок получил самое лучшее образование. Как ты слышала, имеется некоторая сумма — небольшая, но, вероятно, достаточная — и она отложена на твое обучение. Мисс Йорк — очень хорошая гувернантка, и леди Харриет приложит все силы, чтобы найти ей подходящее место, и с ее рекомендацией это не должно составить большого труда. Полли… ну, что же, она всегда понимала, что не может быть постоянно с тобой, и я полагаю, что она сможет жить вместе со своей сестрой.
Я пристально смотрела на него. Меня приводила в ужас мысль о том, что я теряю Полли.
— Лавиния составит тебе компанию. Леди Харриет одобрила школу, и вы будете вместе.
Тогда мне стало понятно. Леди Харриет решила, что Лавиния должна уехать. Следовало положить конец этому ужасному происшествию с Джосом. Единственным решением была разлука — и я должна была ехать с ней. Леди Харриет распоряжалась нашими жизнями.
— Отец, я не хочу уезжать в школу. Я уверена, что мисс Йорк — замечательный педагог и она может прекрасно продолжать обучать меня.
— Это то, что хотела для тебя твоя мать, — грустно ответил он. А я подумала: «И это то, чего хочет леди Харриет».
Я пошла прямо к Полли. Я обняла ее и крепко прижалась к ней.
— Полли, я не могу расстаться с тобой.
— Лучше расскажи мне, — сказала она.
— Я собираюсь в школу. Лавиния и я уезжаем.
— Понятно, понятно… Это из-за маленькой шалости мисс, да? Хотелось бы думать, что школа ее остановит. Так, значит, ты собираешься уехать в школу?
— Полли, я не хочу уезжать.
— Это может хорошо сложиться для тебя.
— А как же ты?
— Ну что же, я всегда знала, что когда-нибудь этому должен прийти конец. Это было вполне определенно. Я поеду к Эфф. Она всегда готова меня принять. Тут не о чем беспокоиться, дорогая. Мы с тобой… мы всегда будем друзьями. Ты будешь знать, где я, а я — где ты. Не стоит так падать духом. Школа понравится тебе, и затем, во время каникул, ты сможешь приехать и пожить с нами. Эфф бы так гордилась. Так что… смотри на все с оптимизмом. Ты знаешь, что жизнь продолжается. Она не стоит на месте, и ты не можешь быть вечно младенцем Полли. В этом есть своя прелесть!
От этих слов уже становилось лучше.
Мисс Йорк приняла новость философски. Она сказала, что ожидала этого. Пастор всегда говорил ей, что в один прекрасный день я должна буду отправиться в школу. Она найдет другое место, а пока останется в пасторском доме. Леди Харриет обещала помочь ей с рекомендациями, так что она была почти устроена.
Примерно через неделю после того, как Лавинию разоблачили, мы увиделись с ней.
Она оставалась еще возмущенной и выглядела, скорее, как тигрица, чем как избалованный котенок. Ее глаза слегка покраснели, и я поняла, что она много плакала.
— Какой скандал! — сказала она. — Все это из-за ужасной девицы Холли.
— Холли ничем не отличалась от тебя. Джос вас обеих оставил в дураках.
— Друзилла Делани, не смей называть меня дурой.
— Я буду называть тебя так, как хочу. И ты дура, если пошла на это — с конюхом.
— Тебе не понять!
— Ну что же? Все остальные понимают, и именно поэтому нас отсылают отсюда.
— Тебя тоже отсылают.
— Это только потому, что уезжаешь ты. Я должна быть с тобой.
Она фыркнула:
— Я не хочу с тобой.
— Мне кажется, что отец мог бы послать меня в другую школу.
— Моя мать не позволила бы этого.
— Ты знаешь, мы не рабы твоей матери. Мы свободны и можем делать, что хотим. Если ты собираешься возражать, я попрошу отца отослать меня одну.
Она была немного встревожена этим.
— Они относятся ко мне, как к ребенку, — сказала она. — Джос обращался по-другому.
Она начала смеяться.
— Он мошенник, — заявила она.
— Это все говорят.
— О… но это было так волнующе.
— Ты должна была быть осторожной.
— Я и была… если бы эта женщина не пришла и не обнаружила нас в беседке…
Я отвернулась. Хотела бы я знать, как отреагировала бы она, узнав, кто навел на них Холли.
— Он говорил, что я самая красивая девушка, какую он только видел.
— Я думаю, что они всегда говорят это. Они думают, что это поможет им быстро добиться того, чего они хотят.
— Нет, не всегда. И что ты об этом знаешь?
— Я слышала…
— Заткнись, — сказала Лавиния, казалось, что она вот-вот расплачется.
Мы заключили что-то вроде перемирия и, собираясь в незнакомое место, были довольны, что не будем оставаться в одиночестве.
Мы много разговаривали о школе.
В Меридиан-Хаузе мы провели два года. Я вполне освоилась. Меня немедленно заметили как способную ученицу. Лавиния же была недостаточно развитой для своего возраста и не проявляла интереса к учебе. Кроме того, она была заносчива и имела скверный характер, что тоже не способствовало ее популярности; а тот факт, что она принадлежала к знатной семье, скорее, сдерживал, чем давал ей какое-то преимущество. Она всегда надеялась, что окружающие будут приспосабливаться к ней, и ей никогда не приходило в голову, что она сама должна будет делать это.
