Присутствовал на Соборе и сам Константин. Он произнес вступительную речь и участвовал в дискуссиях. В конце епископы проголосовали – и Арий проиграл. Собор принял Символ веры – вероучительную формулу, выражающую их понимание природы Отца и Сына и их взаимных отношений. В Символ веры было включено немало «анафем», то есть «проклятий» тем, кто занимал противоположную позицию. В конечном итоге Символ принял форму современного никейского Символа веры, который и в наше время повторяют на богослужении во многих церквях. В конечном итоге, сторону Ария приняли лишь двадцать участников Собора. Константин сам оказал давление на ариан, убеждал их уступить – ив конечном счете почти всех убедил. Лишь двое упорствующих епископов, вместе с самим Арием, были отправлены в изгнание.
Константин стремился к единству, но не хотел добиваться единства огнем и мечом. В церковных вопросах он верил в силу убеждения.
Однако, как и в случае с донатистским спором, Собор, созванный Константином, не положил конец раздору. Ариане продолжали отстаивать свое понимание веры и находить себе новых сторонников. Некоторые императоры после Константина – в том числе и его собственные потомки, – также приняли арианскую позицию и использовали свою власть для того, чтобы утвердить арианство в Церкви; хотя, как мы увидим далее, из этого ничего не вышло. Но пока речь о самом Константине и о его взаимоотношениях с христианской верой. К 325 году он уже знал о тонкостях христианского богословия немало такого, чего раньше и предположить не мог. Он стремился к единству, но не хотел добиваться единства, отправляя против ариан войска и приводя их к повиновению огнем и мечом. В церковных вопросах Константин верил в силу убеждения.
Однако в вопросах светской власти он по-прежнему оставался военным, верящим в силу – и готовым использовать силу и страх везде, где считал это политически выгодным.
Военная и политическая деятельность Константина
К 313 году н. э. Константин и Лициний достигли дружеского соглашения о разделе империи между собой. Тетрархия, изобретение Диоклетиана, осталась в прошлом. Можно было надеяться, что соглашение двух императоров, положившее конец гражданской войне, лучше покажет себя на практике. Константин будет мирно править Западом, а Лициний – Востоком. Однако в долгосрочной перспективе соглашение не сработало – и не в последнюю очередь потому, что Константин не собирался умерять свои аппетиты. Он умел терпеливо ждать, но в конечном итоге хотел многого. Много лет, еще с правления Диоклетиана, Константин лелеял мечту стать единственным правителем единого Рима – и отказываться от этой мечты не собирался.
В следующие десять лет отношения Константина с Лицинием стремительно ухудшались, вплоть до военных столкновений. По Евсевию, последняя соломинка сломалась в 324 году, когда Лициний решил возобновить гонения на христиан на Востоке. Только такого предлога и не хватало Константину! Некоторые современные ученые считают даже, что он сам сфабриковал этот предлог, чтобы развязать себе руки. Константин решил начать против собрата-императора войну, чтобы «спасти» собратьев по вере. В кровавом бою он разбил Лициния, отправил его в отставку в Фессалоники, а затем приказал убить. Так Константин остался единственным правителем империи.
Надо сказать, не все этому радовались. В 326 году по дороге в Рим, куда ехал отпраздновать двадцатилетие своего восшествия на престол, Константин решил не следовать старинному обычаю – не приносить по жребию жертву Юпитеру за то, что тот позволил ему войти в этот город с победой. Христианским комментаторам, и современным, и позднейшим, такое решение было вполне понятно, но глубоко возмутило язычников, в том числе членов римского сената, и серьезно подорвало отношения Константина с правящей элитой. К этому времени он уже начал возводить себе новую столицу, своего рода «Новый Рим», который назвал своим именем, – Константинополь, то есть «Константинов град»: это современный Стамбул. Последние годы жизни Константин провел в основном там, а в Рим больше не возвращался.
Для своей новой столицы Константин выбрал стратегически важное местоположение, какого у «старого Рима» никогда не было: город Византий на берегу Босфора. Отсюда было намного проще следить за передвижениями войск на востоке и на западе, а сам город было относительно легко оборонять и трудно взять приступом. Константин снес Византий и начал строить новый город по тщательно продуманному архитектурному плану.
Как все переменилось! «Нечестивыми» стали уже не христиане, а язычники. Не христиане, а язычники держались ЗА свою религию, несмотря на общественное осуждение и насмешки.
Свою столицу Константин строил как христианский город
[217]. Ни храмов языческим божествам, ни освященных идолов в нем не предполагалось, за одним исключением: поскольку статуи в те времена были необходимым элементом украшения города, Константин распорядился собрать бронзовые статуи из святилищ по всей империи, свезти их в Константинополь и расставить в общественных местах. Таким решением он достиг сразу трех целей: лишил языческую религию почитаемых святынь, десакрализовал статуи, превратив их в предметы «светского» искусства, и улучшил эстетический облик новой столицы. При этом у христиан, как жителей города, так и приезжих, появилась возможность свободно насмехаться над религиозными взглядами язычников. Евсевий в «Жизни Константина» сообщает, что император «обратил их в игрушки для забавы и смеха зрителей» (3.54). Если Евсевий прав, можно предположить, что язычникам от этого было совсем не весело. Такие действия – и неизбежно сопряженные с ними насмешки – предвещали куда более серьезные испытания, с которыми вскоре пришлось столкнуться приверженцам традиционных языческих религий.
Но на этом разорение языческих святилищ не кончилось. Константин распорядился снять с языческих храмов по всей империи крыши и двери. Для драгоценных металлов, из которых они были изготовлены, он нашел иное применение. Та же участь постигла золотые культовые статуи. Нескольких членов своего ближнего круга отправил он «ко всем народам», «по всем городам и эпархиям», «повелевая самим жрецам, при громком смехе и сраме, выносить мнимых богов из темных ущелий на свет». Затем с них сдирали золотую облицовку, расплавляли и пускали золото на другие цели. Ободрав таким образом статуи, «оставшееся затем бесполезное в память стыда возвращали нечестивым» («Жизнь Константина», 3.54).
Как все переменилось! «Нечестивыми» стали уже не христиане, а язычники. Не христиане, а язычники держались за свою религию, несмотря на общественное осуждение и насмешки. Не христиане, а язычники страдали от государственного насилия. И в последующие годы давление на язычников только усиливалось, не считая краткого эпизода при императоре Юлиане, когда время, казалось, пошло вспять.
