В следующей главе мы увидим, что некоторые преемники Константина такой толерантности не проявляли: к концу IV века в империи начали действовать законы, под страхом суровых наказании полностью запрещавшие языческие богослужения и ритуалы. С терпимостью (или нетерпимостью) Константина к языческим обычаям связан один особенно деликатный исторический вопрос. Пытался ли он прекратить языческую религиозную деятельность, поставив под запрет жертвоприношение животных? В личных взглядах Константина по этому вопросу сомневаться не приходится. Кровавые жертвоприношения – кровь, внутренности, вонь, вся эта процедура – были ему отвратительны, об этом он говорил неоднократно. Проблема для историков состоит в том, пытался ли он в какой-то момент навязать свои взгляды подданным, запретив жертвоприношения по всей империи
[223].
Некоторые видные специалисты утверждают, что да, – ив доказательство этого приводят важные свидетельства. Прежде всего, об этом прямо говорит биограф Константина Евсевий. Согласно «Жизни Константина», после победы над Лицинием в 324 году Константин издал закон, в котором «возбранял отвратительные обряды идольского служения, совершавшегося некогда в городах и селах, чтобы, то есть, никто не дерзал воздвигать статуй, заниматься предсказаниями и иными пустыми делами, – вообще, чтобы никто не приносил жертв» («Жизнь Константина», 2.45). Далее Евсевий снова пишет, что по императорскому указу «для народа и войска в пределах власти Рима повсюду закрывались врата идолослужения и воспрещались все виды жертвоприношений». Более того, «своими законами и указами он непрестанно запрещал приносить жертвы идолам, вопрошать гадателей, воздвигать статуи» («Жизнь Константина», 4.23, 25).
Значение таких законов трудно переоценить. Если цифры, приведенные нами в главе 6, более или менее верны, это означает, что к 325 году христиан в империи было около пяти миллионов. Прибавим к ним четыре миллиона иудеев, округлим – и получим, что из шестидесяти миллионов населения империи пятьдесят оставались язычниками и продолжали совершать традиционные обряды. Неужто Константин объявил вне закона религию пяти шестых своих подданных? И если так, почему о такой «мелочи» ничего не говорят другие источники?
По-видимому, этому есть еще одно подтверждение. Оно исходит из закона, принятого в 341 году, через четыре года после смерти Константина, его сыном императором Констанцием, который явно стремился прекратить языческие религиозные практики. Вот что говорилось в этом законе, согласно позднейшей юридической компиляции V века, известной как «Кодекс Феодосия»:
Да прекратится нечестие; да будет положен конец безумству жертвоприношений. Ибо, если кто-либо в нарушение закона покойного императора, отца нашего, и в нарушение приказаний нашего величества осмелится совершать жертвоприношения, – тот пусть испытает на себе соответствующее наказание и услышит незамедлительный приговор («Кодекс Феодосия», 16.10.2)
[224].
Мы уже видели, что в Римской империи принять новый закон было куда легче, чем его исполнить, – так что даже прямой и ясный запрет языческих жертвоприношений, если таковой был, по всей видимости, не исполнялся и на практике не действовал. Потребовалось еще пятьдесят лет – и миллионы обращенных в христианство, – чтобы антиязыческое законодательство начали принимать всерьез. Но для наших целей важно другое: Констанций II в 341 году заявляет, что его отец уже запрещал жертвоприношения. Это совпадает с тем, что писал двумя годами ранее в своей «Жизни Константина» Евсевий.
Можно ли верить этим двум христианским источникам: императорскому биографу – и самому императору?
В изучении религиозной деятельности Константина это, пожалуй, самый спорный и горячо обсуждаемый вопрос. С одной стороны, связано это с тем, что никаких более прямых и точных свидетельств о таком законе у нас нет. Евсевий лишь упоминает о нем, но не цитирует, ни в «Жизни Константина», ни в «Церковной истории», – хотя в обеих книгах не упускает случая отпраздновать каждую победу Церкви над темными языческими силами, а уж о деяниях Константина в защиту веры неизменно рассказывает во всех подробностях. Почему же он не цитирует этот закон, – если, конечно, есть что цитировать?
Более того, в «Кодексе Феодосия» такого закона нет. Кодекс – это собрание законов, созданное юристами в правление императора Феодосия II и опубликованное в 438 году. В этом огромном томе содержатся законы и указы императоров, начиная от самого Константина (313 год) – и за все последующие 125 лет. Законы распределены по темам – и представлены не полностью: в сущности, это не полное собрание, а «избранное», составители включали в сборник не все. Однако последняя книга кодекса посвящена законам, связанным с религией, – естественно, почти все они так или иначе касаются христианства – и есть в ней специальный раздел, посвященный законам против языческих практик. Но закона Константина, запрещающего жертвоприношения, там нет.
Есть против существования этого закона и более сильное возражение: у нас имеется прямое свидетельство знаменитого римского ритора Либания, видной политической фигуры в Риме конца IV столетия. Либаний был ревностным язычником и защитником традиционных религий. Живя в правление христианнейшего Феодосия I, он испытывал на себе давление государства – и обратился к императору с прошением о веротерпимости, против имперских законов, запрещающих языческие практики. В своей блестящей речи Либаний указывает императору на Константина как на пример толерантности, напоминая, что он «совершенно ничего не менял в привычных нам религиозных обрядах» («Речи», 30.6)
[225].
Если бы Константин в самом деле запрещал или пытался запретить языческие жертвоприношения, такой аргумент звучал бы нелепо. Но как же нам объяснить все эти свидетельства: почему одни говорят, что Константин запрещал (или пытался запретить) жертвоприношения, а другие – что он этого не делал?
За многие годы было сделано немало попыток ответить на этот вопрос, в том числе и примирить между собой показания разных источников – каким-то образом доказать, что и Евсевий был прав, утверждая, что Константин принял этот закон, и Либаний, утверждая, что Константин этого не делал
[226]. Однако чаще всего такие толкования звучат несколько натянуто. Быть может, для решения этого вопроса лучше всего обратиться к самому Константину: прочесть, что писал он в 324 году в послании к жителям восточных провинций. В нем Константин прямо утверждает, что «учение слова Божия», то есть догматы христианской веры принадлежит тем, кто «право мыслит и живет добродетельно». Если нехристиане отказываются прийти к истине ради своего спасения, продолжает он, – с этим ничего нельзя сделать: «Если же кто-либо не позволяет себя исцелить, пусть винит в этом лишь себя, а не кого другого: ведь спасительные лекарства открыты и всем доступны».
