Хороших подруг Тата не завела, в ее среде – в пыльном, душном и до рези ярком театральном мирке – девочки между собой отчаянно соперничали, объединяясь исключительно во временные военные союзы против наиболее красивых и успешных из своей же среды.
Например, против Таты.
Ей здорово доставалось – она ведь даже без грима была чудо как хороша и при этом весьма талантлива.
Преподаватели прочили ей карьеру примы, и сразу после училища Тату взяли в Большой театр. Для начала в кордебалет, но Тата в себя верила.
И Игорь верил в Тату.
Чтобы быть поближе к любимой, он устроился в театральную костюмерную мастерскую – с дипломом знаменитой ленинградской «Мухи» это не составило труда.
Специальностью Игоря была монументально-декоративная живопись, но писать картины «для души» он мог и в свободное время, а создавать декорации и оформлять сцену оказалось тоже весьма интересно. К тому же в театре Игорь, как мог, помогал любимой Тате, неизменно принимая ее сторону в неизбежных закулисных противостояниях. Ну и ревниво оберегал ее, потому что к молодой балерине, которая была красавицей не только в сценическим образе, проявляли внимание самые разные мужчины. Игорь же был не из тех художников, которые не держали в руках ничего тяжелее палитры и кисти, так что мог при необходимости уверенно постоять за любимую.
А Тата любила не Игоря.
Тата любила танец и поклонялась богу балета, воплощением которого искренне считала великого Роберта Гуреева.
К Гурееву Игорь Тату не ревновал.
Роберт Гуреев был человеком другого измерения, не реальным соперником, которого можно было бы вызвать на дуэль или попросту взять за грудки, а мифическим персонажем вроде Орфея или Геракла.
К тому же Игорь и сам был влюблен в Гуреева – не как в мужчину, разумеется, с ориентацией у Игоря все было в полном порядке, а как в артиста.
Когда-то они с Татой и сошлись именно на почве общей любви к творчеству Великого Роберта, как говорится, судьба свела: случайно оказались рядом в зале на одном из балетных спектаклей с участием Гуреева.
– Он весь нездешний, ты видишь? – восторгалась Тата. – В его танце присутствуют недоговоренность, недосказанность, отрешенность и углубленность в себя. Наверное, он и в жизни такой – замкнутый и непри-ступный.
– Но в газетах же пишут…
– «Боже вас сохрани – не читайте до обеда советских газет!» – не слушая возражений, парировала Тата цитатой из Булгакова.
Игорь не спорил, моральный облик кумира его не интересовал. Богу – богово, Великий Роберт имел право жить по своему желанию и разумению, ведь без свободы нет творчества, это понимает каждый, кто хоть как-то причастен к искусству.
У Игоря не получалось стать известным художником, но он от этого особенно не страдал – бывает, не дано. Что его действительно крепко мучило, так это упорное нежелание Таты понять, что ее настоящая любовь – не на подмостках лучших мировых театров, а тут, рядом. Это же он – Игорь.
Хотя однажды Тата заметила:
– А ты немного похож на Гуреева, – и Игорь постарался довести сходство до максимума.
Это оказалось нетрудно, типаж у них был один: оба высокие, стройные, темноволосые, с резкими чертами лица. Достаточно было скопировать стрижку и манеру одеваться – и Игорь на фото сошел бы за близкого родственника Великого Роберта. Вот грацию движений танцовщика он перенять не сумел бы, но зато приобрел неплохую пластику, занимаясь восточными единоборствами.
А Тата продолжала не замечать, что ее идеал мужчины тут, рядом с ней.
Тата много и упорно работала.
В кордебалете она не задержалась и уже через полгода получила партию принцессы Флорины в «Спящей красавице». Потом были Аврора, Раймонда, неповторимые образы пушкинской Марии в «Бахчисарайском фонтане» и шекспировской Джульетты – пусть не в основном составе, в запасе, но все же. Тата росла.
Имя Татьяны Громовой стало появляться на афишах, ею заинтересовались критики, у нее появились свои поклонники. Одним из них оказался известный меценат, спонсор театра, пожелавший познакомиться с перспективной молодой танцовщицей поближе…
Татьяна этой близости воспротивилась.
– Можно подумать, богиня танца! – злословили за кулисами. – Да кем она себя вообразила, Улановой?
Легендарная Галина Уланова в свое время почиталась воплощением непорочности и целомудрия. В отличие от других звезд Большого, она никогда не давала повода для сплетен, держалась отстраненно, была недоступной.
Улановой это простили, Громовой – нет.
Сначала Тату подвинули с первых ролей на вторые, а потом она почти безвылазно застряла в «запасных».
Ее таланта, мастерства и трудолюбия хватило бы на большее, но возможностей проявить себя было крайне мало, и даже блестящее исполнение сложных партий – иногда она все же выходила в основном составе, – почему-то не производило на режиссеров и руководство театра того впечатления, которое могло сработать как побудительный пинок к действию. Почему-то никто не говорил: «А что же это у нас великолепная Громова на вторых ролях прозябает, давайте-ка ее в примы да на гастроли в Париж!»
Видя, что происходит, Игорь терзался не меньше, чем сама Тата. И чувствовал себя виноватым, ведь, если бы не он, добросовестно отгонявший от Таты назойливых кавалеров, она нашла бы себе покровителя, который смог бы изменить ситуацию. Пусть не по собственной воле, «через не могу», но нашла бы. Игорь прекрасно понимал, какие рычаги работают за сценой.
Он даже пытался говорить об этих некрасивых, но эффективных механизмах с Татой, но та заткнула его очередной уместной цитатой сразу же и крайне категорично:
– И ты, Брут?!
Предателем Игорь не был. Конечно, он замолчал.
Так все и тянулось, не обещая никаких изменений к лучшему.
Порой, давая волю воображению, Игорь представлял себе альтернативный выход из этого тупика: пусть бы Тата плюнула на балет и занялась… Ну, чем-нибудь другим. Флористикой, например. Растения Тату любили, у нее даже кактусы на подоконнике цвели вдвое чаще положенного, и это при том, что хозяйка вечно забывала как следует за ними ухаживать… Или вот еще: Тата могла бы выйти замуж. Да! Это было бы лучше всего.
Тата бросила бы балет, ушла бы из мира лицедеев, стала бы обожаемой женой и любящей матерью… Растить горячо любимых детей – это ведь куда увлекательнее и важнее, чем делать сценическую карьеру, правда?
Игорь понимал, что сам себя обманывает.
Тата вовсе не собиралась замуж, а от мысли иметь детей отказалась давным-давно, в ранней юности.
Еще в училище девочкам четко объясняли: или дети – или балет. Хочешь стать великой балериной – бери пример хотя бы с той же Улановой. Во всем бери с нее пример! Паши как лошадь. Танцуй лучше всех. Не отвлекайся на личную жизнь. О детях даже не думай! Потом, лет в пятьдесят, когда уже не сможешь блистать на сцене, станешь преподавать, и тогда появятся у тебя любимые ученики и ученицы, считай, замена собственным детям и внукам…
