Разгулялся, видать!
Опустошил мини-бар, помотрел один за другим три фильма про Терминатора – тянуло, тянуло Тоху на развлечения простые, незамысловатые, целому мэру главного курорта страны, обладателю MBA и других престижных дипломов не подходящие…
Тайно отрываясь в четырех стенах гостиничного номера отеля «Космос» – давнего и надежного своего прибежища, – Тоха Голиков по плебейской привычке звучно хрустел сминаемыми жестянками из-под пива и добавлял звука телику в особо напряженных местах.
– Мне нужны твоя одежда и мотоцикл! – слышала сквозь стену Натка и добавляла точно в тон:
– И твой биоматериал на анализ!
Уснули они с Тохой, как всегда, когда вместе бывали в отеле «Космос», уже под утро, но по разные стороны стены, каждый в своем номере. В Наткины планы не входило, чтобы Тоха узнал о ее присутствии где-то поблизости.
Голиков с помощником съехали, как и планировалось, из «Космоса» поутру. На этаже освободилось сразу два номера, закономерно появилась горничная с тележкой, уставленной средствами для проведения уборки и стопками полотенец.
Дождавшись, пока она откроет полулюкс, в котором жил Голиков, Натка в гостиничном махровом халате вошла следом и безапелляционным тоном стервозной постоялицы потребовала, чтобы горничная немедленно, вот прямо сейчас, заглянула к ней в номер, потому что там «сущий кошмар».
Нещадно поторапливаемая горничная побежала, куда ей было велено, оставив открытым номер, который еще даже не начала убирать.
– В ванной! – крикнула ей вслед Натка, испытывая слабые угрызения совести: на то, чтобы истребить пенную лужу в санузле, бедной горничной предстояло убить не меньше четверти часа.
Натка на то, чтобы организовать это мини-море, потратила пять минут, литров двадцать воды из душа и целый флакон шампуня.
Выпроводив горничную и обеспечив ее работой, сама Натка пошла не в свой санузел, а в чужой и там завладела еще влажной зубной щеткой Антона Голикова. Чьей же еще, ночевал-то он один…
Спрятав щетку в пластиковый пакетик на застежке, а пакет – в глубокий карман халата, добычливая Натка поспешила покинуть чужой номер…
И сразу за дверью нос к носу столкнулась с Антоном Голиковым.
– А я зарядку к мобильному в розетке забыл, – объяснил он, прорываясь к двери в обход Натки, которая обессиленно оперлась на тележку горничной. – Э… Наташа?!
Маскировочный парик Натка с утра не надела, и, конечно же, Тоха не мог ее не узнать. В знакомом-то интерьере!
К счастью, тележка с бытовой химией и полотенцами сбила его с толку.
– Ты что же… Тут работаешь? – Голиков перестал улыбаться, посмотрел на Натку с жалостью.
– Приходится, – вздохнула Натка и подняла большую стопку полотенец, отыгрывая предложенную ей роль работницы скромной службы клининга и заодно прикрывая фирменный логотип на халате, в котором в отеле могла разгуливать только гостья. – А ты тут что да как?
– Слушай, мне сейчас крайне некогда, помощник уже такси держит, надо ехать, но ты мне позвони, ладно? – Голиков запустил руку в свой карман, сунул что-то Натке под полотенца, сбегал в номер и умотал назад к лифту.
Натка дождалась, пока двери кабины закроются и она уедет вниз, бросила в тележку полотенца и посмотрела на бумажку, оставленную ей Голиковым.
Если бы это была денежная купюра, даже крупная, оскорбленная Натка непременно догнала бы благодетеля и от души надавала бы ему по мордасам. Но Тоха зарыл в полотенца не деньги, а всего лишь собственную визитку со всеми возможными контактами, включая засекреченный прямой мобильный.
– Ну ладно, – милостиво согласилась Натка, пряча карточку в карман. – Будет случай – позвоню…
Пока затребованный судом повторный анализ ДНК не готов, претензии Вадима Петренко на наследство подтверждает лишь одна историческая фотография его матушки с Гуреевым. Этот снимок детально изучен специалистами, суду представлены их экспертные заключения.
Одна бумага удостоверяет подлинность фотографии, другая аргументированно подтверждает принадлежность снимка к серии, сделанной сочинским фотографом Сергеем Макаровым по заданию редакции газеты «Южная звезда».
Суду представлен также изъятый из архива номер той самой газеты – с огромной, на целый разворот, иллюстрированной статьей о недолгом пребывании в Сочи Роберта Гуреева. Это чтобы суд не сомневался, что фотосессия для опубликованного в газете материала была проведена именно в день выступления артиста в «Зимнем театре» и утром следующего дня.
В качестве свидетеля с большой охотой выступает аккуратный старичок, которому место в музее жизни и быта СССР, – такой он умилительно несовременный.
Синяя сатиновая рубашка с воротником апаш заправлена в просторные льняные брюки с ремнем на ладонь выше талии, парусиновые туфли так густо намазаны зубным порошком, что стоит деду молодцевато притопнуть – и в воздух взлетает облачко белой пыли. У дедушки открытое привлекательное лицо комсомольца с плаката «Даешь пятилетку в четыре года!» – с поправкой на возраст, разумеется, и голубые, как полевые незабудки, глаза. Такие ясные-преясные и честные-пречестные, что я настораживаюсь.
И не зря.
Иван Иванович Ванечкин – так зовут старичка – в интересующий суд период времени служил швейцаром в лучшей сочинской гостинице «Приморская» и добросовестным образом стучал «куда надо». «Информировал компетентные органы», как говорит он сам.
– Работа у меня такая была, – ничуть не смущаясь, рассказывает Иван Иванович. – Все про всех знать и что надо, то своевременно известно куда докладывать. Администраторы, швейцары, горничные – мы все, кто с гостями контактировал, заметочки делали и отчетики писали, а уж если гость иностранный, да еще такой важный, как тот Гуреев, то – у-у-у, за ним таких вот писак пара-тройка постоянно ходила, днем и ночью! Думаете, тот фотограф случайно за ним увязался, по одному лишь редакционному заданию? Ха-ха! То не нынешние времена были, тогда газетчикам такой воли не давали, партия прессу как надо держала, вся их свобода слова вот тут была!
Дедушка сжимает кулачок и долго с удовольствием трясет им в воздухе. Устав созерцать эти физкультурные упражнения, я вежливо спрашиваю:
– Свидетель, что вы хотите сообщить суду по существу дела?
– А вот же у меня, по существу!
Иван Иванович цепляет на нос очки, извлекает из брючного кармана старомодный клеенчатый блокнот, без промедления открывает его там, где предусмотрительно оставлена закладочка, и зачитывает запись, датированную днем выступления Гуреева:
– «23.03. На автомобиле такси марки «Волга», госномер такой-то, цвет светлый беж, приехал артист Гуреев Роберт, а с ним известный сочинский фотограф Максимов Сергей и неизвестная девица: голубоглазая, русоволосая, в синем в белый горох сатиновом платье, белых носках, синих туфлях и с белой сумочкой через плечо.
