– Кто и в чем может быть уверен? Все, что я знаю, Петер, – это что медведь останется символом лучших свойств нашего клуба, но сейчас есть люди, которые хотят похоронить его как символ всего худшего, что у нас есть. И если мы спустим такое им с рук, если позволим утянуть все деньги в Хед, как только эти люди достигнут своих целей, – какой знак мы подадим детям нашего города? Что мы больше не клуб? Что клуб становится бывшим, если людям не хватает смелости встать и сказать правду?
– Чем Цаккель отличается от тебя? – спросил Петер.
– Она победитель, – ответил Суне.
Потом у них кончились слова, и они просто стояли и смотрели, как Алисия бросает шайбы в стену. банкбанкбанк. Петер зашел в туалет, открыл кран и постоял перед зеркалом, не глядя на свое отражение. Когда он вышел, Цаккель уже надевала тяжелые ботинки.
– Вы куда? – спросил Петер.
– Мы же закончили? – Судя по тону, Цаккель уже приняла себя на работу.
– Мы должны обсудить КОМАНДУ, – напомнил Петер
– Я сварю еще кофе. – Суне протиснулся на кухню.
– Я не пью кофе, – объявила Цаккель.
– Не пьешь к-о-ф-е? – охнул Суне.
– Я же сказала, когда пришла.
– Я думал, ты пошутила!
Петер встал между ними, потер веки всей ладонью.
– Эгей! Команда! Когда будем обсуждать команду?
Крошечная Элизабет Цаккель забегала внутри головы большой Элизабет Цаккель в поисках выключателя.
– Какую команду? – спросила Элизабет Цаккель.
Игра, может, и простая, а люди – нет. Банк-банк-банк.
15
Видар Ринниус
В бьорнстадской школе шло собрание: учителя обсуждали осенний семестр. Предполагалось, как обычно, поговорить о бюджетах и учебных планах, о реорганизации. Но тут кто-то из учителей спросил об учащемся по имени Видар, который вдруг обнаружился в списке одного из классов. Директор озабоченно откашлялся: «Да, этот мальчик раньше ходил в нашу школу и теперь снова будет ходить. Нам немножко неожиданно об этом сообщили…» Учитель поинтересовался, где все это время находился означенный ученик – может, посещал другую школу? «Н-ну, Видар находился в… альтернативном образовательном учреждении», – кашлянул директор. «То есть в тюрьме для малолетних?» – поинтересовался учитель. «Я бы скорее назвал это… стационаром», – заметил директор. Особой разницы учитель то ли не уловил, то ли не придал ей значения.
Сидевшая в заднем ряду учительница прошептала: «Побои и преступления, связанные с наркотиками. Он пытался убить полицейского!» Другая учительница прошипела: «Я этого психопата к себе в класс не пущу!» Кто-то спросил чуть громче: «А что, разве Видара уже выпустили?» – однако ответа не получил. Другой учитель встревоженно поинтересовался: «Видар? А фамилия как?» Ресницы у директора затрепетали, как крылышки колибри, и он ответил: «Ринниус. Видар Ринниус. Младший брат Теему Ринниуса».
* * *
Элизабет Цаккель почесала стрижку, появившуюся по воле не то волей парикмахера, не то нечастного случая, перешагнула порог – в ботинках, рассчитанных на минусовую температуру и ногу на два размера больше, – и закурила сигару. Петер вышел за ней, встревоженный.
– Вы что?
Цаккель, не слишком искусно считывавшая чужие побуждения, решила, что он имеет в виду сигару.
– А что… Ну… не знаю. Я веганка, не пью ни алкоголя, ни кофе. Если я не буду хотя бы курить, ни один здравомыслящий человек не станет мне доверять, – сообщила она совершенно серьезным тоном, словно пришла к этому выводу ценой немалых умственных усилий.
Петер вдохнул так глубоко, что закашлялся.
– С чего вы взяли, что просто явитесь сюда и получите должность тренера, даже не изложив, что собираетесь делать с нашей КОМАНДОЙ?
Цаккель затянулась и склонила голову набок:
– Командой, которая у вас сейчас?
– Да! С той, что вы собираетесь тренировать!
– Ах, с вашей основной командой? Она – полный отстой. Сборище бывших, перестарков и неумех, кому они нужны?
– Но вы можете сделать из них хорошую команду. Так я вас понял?
Цаккель усмехнулась. Не дружелюбно, не кокетливо – уничижительно.
– Нет-нет-нет, я вас умоляю, из гнилой команды хорошую не сделаешь. Я не Гарри Поттер.
Получив заряд сигарного дыма в глаза, Петер вышел из себя:
– Тогда зачем вы ЗДЕСЬ? Что вам НАДО?
Цаккель достала из кармана мятую бумажку. Она с сожалением выпустила дым в другую сторону от Петера, который не знал, извиняется она за курение или просто жалеет, что он сам не курит.
– Разозлились?
– Я не… злюсь, – пришел в себя Петер.
– А выглядите слегка рассерженным.
– Я не злю… прекратите!
– Мне случалось слышать, что я не слишком умею обращаться с… людьми. Всякие там… чувства и прочее, – сообщила Цаккель. На лице у нее по-прежнему отсутствовало какое бы то ни было выражение.
– Да вы что? Уму непостижимо! – ядовито проворчал Петер.
Цаккель протянула ему бумажку.
– …но я хороший тренер. А про вас я слышала, что вы хороший спортивный директор. Если вы гарантируете, что они будут беспрекословно подчиняться мне на льду, я сделаю из них команду-победительницу.
Петер стал читать имена. Бубу. Амат. Беньи.
– Хорошие ребята… одному из них всего шестнадцать… будете создавать из них основную команду?
– Не из них. А с их помощью. А вот наш новый капитан, – перебила себя Цаккель.
Петер вытаращился сначала на нее, потом на фамилию, в которую уперся палец Цаккель.
– Вы хотите сделать ЕГО капитаном команды? Нашей ОСНОВНОЙ КОМАНДЫ?
Цаккель ответила невозмутимо, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся:
– Нет. Капитаном его сделаете вы. Потому что у вас хорошо получается общаться с людьми.
Она протянула ему еще одну бумажку. На ней значилось «Видар». Едва взглянув в бумажку, Петер завопил:
– НИ ЗА ЧТО В ЖИЗНИ!
– Так вы знаете Видара?
– Знаю ли я Видара?! Да он… он…
Петера затрясло так, что он обернулся вокруг своей оси, словно взбесившийся кухонный таймер. В дверях показался Суне с чашкой кофе в руках. Цаккель от кофе отказалась, но чашку все же схватила. Суне ухмыльнулся, заглянув в бумажку.
– Видар? Ах, он. Он не сможет играть в твоей команде. В силу… географических обстоятельств.
В ответ Цаккель сообщила – деловито и без тени самодовольства:
– Мне гарантировали, что его в скором времени выпустят.
– Из стационара? Как это? – прохрипел Суне.
