– Если кто-нибудь опять начнет, можешь подсыпать слабительного в молочный автомат в столовой, – разрешила Мая.
– И выкрутить лампочки в туалете, а унитазы затянуть пищевой пленкой, – кивнула Ана.
– Больная, – рассмеялась Мая.
– Не позволяй ни одной сволочи увидеть, как ты плачешь, – прошептала Ана.
– Ни за что.
Плечом к плечу они зашагали к школе. Чужие взгляды жгли кожу, молчание било в виски, но девочки шли, выпрямив спину. Вдвоем против целого мира. До Маиного шкафчика не больше пятидесяти метров, но ничего страшнее этого пути в их жизни не будет. Две юные женщины шагали через наполненную шепотками школу, не опуская взгляда, потому что не осталось такого паскудства, которого они бы не видели.
Вильям Лит пер по коридору, окруженный четырьмя товарищами по команде. Возможно, он не собирался искать врагов; может быть, он завернул за угол и наткнулся на Бубу по чистой случайности. Но драка завязалась мгновенно и неуклюже: парни корчились в тесном коридоре, будто угодили в пчелиный рой. Весной, после того как Амат на собрании в ледовом дворце свидетельствовал о том, что Кевин изнасиловал Маю, некоторые из этих парней ночью отправились в Низину, чтобы его наказать. Среди них был и Бубу. Но в последний момент он перешел на другую сторону. Не прими он за своего нового друга немыслимого количества ударов, Амата, может статься, забили бы до смерти. И та драка до сих пор не кончилась.
Кто-то толкнул Бубу так, что он полетел навзничь; Лит и его приближенные завопили, но тотчас умолкли. Бубу лежал на полу, а в паре метров за ним стоял Беньи. Он ничего не говорил – просто стоял, полуприкрыв глаза, взъерошенный, словно ссора началась у скамейки, под которой он провел ночь. Руки в карманах, высокомерный взгляд, настолько уверенный в производимом эффекте, что даже не угрожающий.
– Начнем сейчас, Лит, или подождешь, пока другие кореша подтянутся? – спросил Беньи, словно интересовался, хочет Лит средний или большой стакан газировки.
Дружки Лита покосились на него, ожидая инструкций. Лит встретил взгляд Беньи и поспешно отвел глаза. Он изрыгнул оскорбление, но ему не полегчало, даже когда он проворчал:
– Да насрать, мы лучше займемся вами на льду. Удачи вам с вашей лесбиянкой! Для вас – самое оно! Вы же все играете, как проститутки!
Беньи поднялся на носки, Лит уперся в пол пятками. Когда к ним по коридору побежали учителя, Лит как-то слишком охотно махнул руками в их сторону, притворяясь, что уходит только из-за них. Но Беньи так и стоял на месте, не опуская взгляда, и каждый, кто это видел, понял, что это означает в школьной иерархии.
Особенно внимательно наблюдал за происходящим Лео Андерсон.
* * *
Мая вместе с Аной стояла возле своего шкафчика, когда до них донеслись вопли и звуки ударов: драка. Школьные здания словно специально строят с такой акустикой, чтобы звуки настигали тебя в любом углу, чтобы одни ученики непременно были в курсе жизни других, хотят они того или нет. К месту происшествия уже бежали учителя; Мая мельком увидела, как поодаль, в коридоре, ученики выпускного класса яростно лупят друг друга. Что это глупость, она поняла, едва слова сорвались с губ, но все-таки спросила:
– Из-за чего вы теперь-то деретесь?
В паре метров круто обернулась ее ровесница и бросила, источая презрение:
– Не строй из себя дурочку, двуличная шлю…
Произнести последний слог девице не дала подруга, но какая разница? Взгляд Маи задержался на ней секундой дольше. Вытаращив глаза и впившись в ладонь ногтями, девица гаркнула:
– Как будто ты не ЗНАЕШЬ, из-за чего они дерутся! Тебе же в радость, да? Все драки в этом сраном городке – из-за ТЕБЯ! Ее высочество Мая Андерсон, принцесса Бьорнстадская!
Имя Маи девица словно сплюнула ей на могилу. Подружки оттащили ее. На рюкзаке девицы краснел брелок «Хед-Хоккея» – в «Хеде» играли ее парень и старший брат. Оба дружили с Кевином.
Мая и Ана привалились к шкафчикам, пульс бился так, что дребезжали жестяные дверцы. Этому конца не будет. Никогда. Мая обреченно простонала:
– Что им от меня еще надо? То я жертва изнасилования, то лживая шлюха, то… ПРИНЦЕССА?
Ана стояла, глядя в пол; торжественно откашлявшись, она изрекла:
– Ну… если кого-то это утешит, то Я ЛИЧНО продолжаю считать тебя самой обычной тупицей!
Крепости горя в углах Маиного рта еще какое-то время держались, но под конец сдались, и над подъемными мостами и валами взвилась улыбка.
– Ну ты и дура…
– …сказала ТУПИЦА! – фыркнула Ана.
Мая расхохоталась.
Потому что нельзя, чтобы кто-то из этих сволочей увидел другое.
* * *
Бубу ворочался на полу, как крупная подстреленная косуля. Амат подбежал, протянул руку и вместе с Беньи со стоном поднял его на ноги.
– Почему тебя, такого тяжеловеса, так легко сбить с ног? – ухмыльнулся Амат.
Бубу, вообще-то не блиставший остроумием, неожиданно выдал:
– Хер смещает центр тяжести.
Хохот Амата и Беньи эхом прокатился по коридору. Только они втроем и остались в «Бьорнстад-Хоккее» из всей юниорской команды прошлого года, но сейчас казалось, что этого достаточно.
– Слышали? Мне разрешили тренироваться с основной командой! – радостно сообщил Амат.
Бубу кивнул, но в следующий миг вид у него сделался озадаченный:
– Что там Лит нес про «лесбиянку»?
Амат и Беньи воззрились на него в изумлении:
– Ты не знаешь, что у бьорнстадской основной – новый тренер?
Лицо Бубу излучало полное непонимание. Слухи по Бьорнстаду, может, и распространяются со скоростью света, но до Бубу доходят не сразу.
– Но почему лесбиянка-то? У нас что, будет тренер-ЛЕСБИЯНКА?
Беньи промолчал. Амат откашлялся:
– Слушай, Бубу… мы сказали – «основная команда».
– Хочешь сказать, мне не место в основной? – выпалил Бубу.
Амат пожал плечами:
– Разве что в качестве дополнительного конуса на тренировках. Без тебя твои коньки вообще-то ездят несколько быстрее…
Беньи заржал, Бубу попытался схватить и стукнуть Амата, но тот оказался слишком проворным.
* * *
Все трое валяли дурака, но в глубине души знали: они действительно хорошие хоккеисты. И воспользуются шансом попасть в основную команду. Иначе кто они? Если не хоккеисты?
Школа постепенно заполнялась учениками и сотрудниками. Новый семестр, предвкушение пополам с ужасом, горькая радость от встреч с теми, кого любишь и с теми, кого ненавидишь, и понимание, что ты бесповоротно обречен снова дышать одним воздухом и с теми и с другими.
В кабинете директора молодая учительница, Жанетт, в последний раз пыталась убедить мужчину в пиджаке, сидевшего напротив и потиравшего виски:
