Дед затормозил. Но шел снег. Было темно. Даже если тормоза сработали безупречно, никто в такую погоду не смог бы остановить машину быстро. Наверное, никто не виноват. Наверное, виноваты все. Дед ехал на старой машине, непристегнутый и слабовидящий. Проехав мимо «вольво», он изо всех сил выкрутил руль, чтобы увернулся от «сааба».
Он так и не успел увидеть, во что врезался. Не услышал удара по капоту. К тому времени он уже ударился головой о руль и потерял сознание.
* * *
Мира бросилась из «вольво», обежала машину и потащила Маю с пассажирского сиденья. Первая мысль матери – «увести дочь! Спасти ее!». Они крепко обнялись, сидя в канаве, и тут их крепко обнял третий человек – так крепко, будто боялся, что иначе они бросят его навсегда.
Это был Лео.
* * *
Ана и Видар мчались через лес быстрее, чем были в состоянии. Проживи они вместе всю жизнь, они бы, может, бегали для забавы наперегонки. А если бы у них родились дети, то спорили бы до бесконечности, кто из них бегает быстрее.
Оба услышали донесшийся с дороги грохот, инстинктивно повернули и бросились на звук. Видар услышал голос Теему, потом Паука и Плотника. Они орали про скорую помощь. Кричали «Осторожно!!!».
Ана и Видар еще успели коснуться друг друга пальцами. История их любви вышла короче, чем у большинства из нас, но любили они друг друга гораздо крепче, чем многие.
– Она горит! – крикнула Ана, когда они подбежали к дороге.
По другую сторону они увидели разбитую машину – удар был так силен, что ствол дерева глубоко вмялся в жесть. В машине виднелись тела, люди были без сознания. Из трещин в капоте тянулся дым. Ана повторила:
– ОНА ГОРИТ! ГОРИТ!
Видар пытался поймать ее, но не дотянулся. Ану воспитал отец, который говорил: «Мы с тобой не из тех, кто бросает людей в беде».
Она кинулась к горящей белой машине, прямо через дорогу. Дед, возвращавшийся из хедской больницы, слишком поздно увидел, что творится на дороге. Он проехал мимо «вольво», обогнул «сааб» и вдавил педаль тормоза в пол. Ана как раз перебегала дорогу.
Видар бежал и кричал, но все происходило слишком быстро. Поэтому он бросился к Ане и спихнул ее с дороги. Потому что у Видара были проблемы с контролем над импульсами. Он не мог удержаться от того, чтобы спасти того, кого любил.
Ана скатилась в кювет, поднялась на ноги и закричала всем своим существом, но тот, кого она любила, ее уже не слышал. Машину деда несло слишком быстро, ее бросило вперед на полной скорости, тело ударилось о жесть капота, и Видар Ринниус умер так же, как жил. Мгновенно.
Историю этой любви мы запомним навсегда.
48
Боже! О боже, о боже! Мой беби!
Вы когда-нибудь видели падение города? Мы – видели.
Вы когда-нибудь видели, как город встает из руин? Мы видели и это.
Вы когда-нибудь видели, как люди, которые обычно только и делают, что грызутся с другими – из-за политики, из-за спорта, да из-за чего угодно, – носятся туда-сюда, помогая тушить старый бар? Вы когда-нибудь видели, как они спасают друг другу жизнь? Мы – видели. Может быть, вы тоже. Может быть, вы не так уж отличаетесь от нас, как вам кажется.
Мы старались изо всех сил. Мы в ту ночь выложились по полной. И все же мы проиграли.
В Бьорнстаде много красивых деревьев. У нас говорят – это потому, что каждый раз, как мы хороним кого-нибудь, вырастает новое дерево. В местной газете объявления о рождении ребенка соседствуют с некрологами. Это чтобы ни деревья, ни люди у нас не кончались.
Но бесполезно.
Нам не хочется нового дерева. Не хочется другого человека. Нам хочется вернуть того, что был.
* * *
– Боже! О боже, о боже! – Мать Видара билась в руках зареванных мужчин, стоявших у нее на кухне.
Мужчинам нечего было ей сказать. Они провалились в ту же тьму, что и она. Мать Видара лежала на полу и отчаянно кричала:
– Мой беби! Где мой беби? Где мой беби мой беби мой беби?
* * *
Паршивцы.
Сколько раз какая-нибудь мама подумает так, пока ребенок растет? «Паршивец». Сколько раз поругается с ним? Сколько можно напоминать, чтобы мальчишка сделал самое простое, самое незначительное? Например, завязал шнурки? Говоришь ему: «Завяжи шнурки». Но он разве слушает? Нет, конечно. Говоришь ему: «Завяжи шнурки, пока не упал!», «Упадешь, расшибешься». Будет больно. Паршивец.
В ту ночь Лео не завязал шнурки как следует. Завязал бы – пробежал бы через лес на несколько секунд быстрее. И оказался бы на дороге одновременно с машинами. Всего несколько секунд. Всего лишь один шнурок и плохо завязанный узел.
В ту ночь Мира уснула в кровати Лео, и он не требовал, чтобы она ушла, – неслыханная щедрость, если ты уже подросток. Оба проснулась оттого, что Мая прокралась к ним, примостилась рядом. Мира так крепко обняла своих детей, что они едва могли дышать.
Паршивцы.
Засранцы засранцы засранцы.
* * *
В детстве Видар не любил бояться. Другие дети, если им снились страшные сны, просили оставить на ночь свет, но не таков был Видар. Когда они с Теему жили в одной комнате и спали на двухэтажной кровати, Видар настоял, чтобы спать снизу. Лишь через несколько месяцев Теему понял почему. Проснувшись как-то ночью, он услышал, что Видар плачет; Теему слез к брату и заставил рассказать, в чем дело. Ему удалось вытрясти из мальчика лет пяти-шести, не больше, что Видар верит в существование ужасных чудищ, которые по ночам приходят в дом. «Так зачем же ты спишь на нижней кровати?» – выдохнул Теему. «Чтобы чудища сначала напали на меня, а ты бы убежал!» – прорыдал Видар.
Он не умел тормозить. Так и не научился.
Как необъяснимо долга дорога назад, к обычной жизни, когда смерть сбивает с ног нас – тех, кто остался. Горе – дикий зверь, он утаскивает нас глубоко во тьму, и мы не верим, что когда-нибудь сможем вернуться домой. Что когда-нибудь сможем смеяться. Он рвет нас на куски, и никто не знает, пройдет ли когда-нибудь эта боль или ты просто к ней привыкнешь.
Ана всю ночью просидела в больнице на полу под дверью палаты Видара. Теему и его мать сидели по обе стороны от нее. Они держали Ану за руки – или это она держала за руки их? Три человека любили Видара так, что не задумываясь поменялись бы с ним местами, если бы могли. Неплохо для одного человека. Когда-нибудь они, может быть, смогут подумать об этом, не распадаясь на куски.
Той ночью погиб один юноша. И один старик. Мама, брат и подруга сидели в больнице; немолодая женщина вернулась в дом, который отныне всегда будет пустым. Двое жителей Хеда сядут в тюрьму по обвинению в поджоге, один из них так никогда и не оправится до конца после автомобильной аварии в лесу, иным из нас такое наказание покажется слишком мягким.
