– Что-то не так? Что случилось? – тревожится она, забывая про стряпню.
– Когда вы бываете у Лизы?
– Три раза в неделю. В понедельник, среду и субботу. Иногда по воскресеньям тоже…
– Но по четвергам никогда, верно?
– Нет, никогда. Папа по четвергам ходит на массаж. А я в этот день езжу за покупками… Но почему ты спрашиваешь? Что случилось?
Отец внезапно возникает в дверях кухни. Несмотря на проблемы со слухом и включенный телевизор, до него донесся их разговор.
– Случилось, что я нашла Лизу в ужасном виде!
– Что ты такое говоришь? – паникует Матильда.
– Она была…
Хлоя не находит слов.
– И этот центр просто кошмар! Как вы могли оставить ее в таком месте?
Лицо матери искажается, лицо отца мрачнеет.
– Никто ею там не занимается! Она заброшена, там грязно, воняет! У вас что, совсем нет сердца?
Матильда опирается о стол, ее усталые руки начинают дрожать.
– А ты? Можешь мне сказать, что ты сделала для нее, кроме как сбросить в пустоту? – наносит удар Анри.
На этот раз зашаталась Хлоя. Удар настолько силен, что у нее перехватывает дыхание. Однако она охотно подставит и левую щеку. Сама того не осознавая, именно затем она сюда и приехала. Именно этого и ждала много лет. Долгих двадцать шесть лет.
Она опускает глаза, молча сознаваясь в своем преступлении. Они знали, они поняли. И все равно ни разу ни в чем не упрекнули. До сегодняшнего дня.
– И ты позволяешь себе учить нас? – продолжает Анри глухим голосом. – Как ты смеешь? Если она оказалась в таком месте, то только из-за тебя!
– Анри! – вскрикивает его жена. – Остановись! Не говори такие вещи!
Хлоя не реагирует, раненная в самое сердце. Ждет, чтобы ее добили.
Отец медленно берет себя в руки, пока Матильда утирает слезы.
– Твоя мать и я, мы больше не могли держать Лизу здесь, в доме, – продолжает он. – Иначе мы никогда не отдали бы ее в центр. Для нас это было как нож острый… У нас больше не было сил за ней ухаживать. Ты можешь это понять?
Хлоя пытается не сбежать. Выдержать кару до конца. Она должна заплатить.
Она ждала этого двадцать шесть лет.
– Ее здоровье требовало ежедневного ухода! – подхватывает Матильда с рыданиями в голосе. – Там есть доктора, медсестры. Так для нас спокойнее… Мы просто больше не могли, вот и все. Помыть Лизу, одеть Лизу, покормить Лизу, постирать ее одежду, каждый день менять простыни! У меня больше не было сил. И отец, с его больной спиной…
Она снова плачет, Хлоя подходит обнять ее. Но Матильда жестко ее отталкивает. Она, которая ни разу в жизни не сделала по отношению к детям ни одного резкого жеста. Она, такая мягкая. Такая спокойная…
– А этот центр, может, и не из лучших, – снова вступает Анри, – но он единственный, который ближе чем в двухстах километрах отсюда, и в любом случае единственный, который мы способны оплатить. Вся моя пенсия уходит на это, нам почти ничего не остается на жизнь!
Хлоя вдруг понимает, до какой степени была слепа, эгоистична.
– Мы навещаем ее несколько раз в неделю, мы ухаживаем за ней, как можем. Но если у тебя есть предложение получше, я готов выслушать, – заключает отец.
– У нее… Я видела синяки у нее на теле, – пытается оправдаться Хлоя.
– Стоит к ней прикоснуться, и сразу синяк! А ты что решила? Что они ее бьют?
– Да, я так подумала, – признается она.
– Да с чего им это делать? Она их ничем не донимает, она ведь никогда не двигается! И никогда не жалуется.
Он прав. Но картины сегодняшнего дня не дают ей покоя.
– Простите меня, – тихо говорит наконец Хлоя. – Я не хотела вас ранить, но когда я ее сегодня увидела… И эта палата, такая страшная…
– Мы не можем найти что-то лучшее, Хло, – повторяет отец. – Если так пойдет дальше, нам придется продать дом, чтобы платить. И каждый вечер мы заснуть не можем, потому что тревожимся за ее будущее. Что с ней станет после нашей смерти? Можешь мне сказать?
– Я позабочусь о ней, – заверяет Хлоя едва слышным голосом.
– Правда? Так же, как ты заботилась о ней до сегодняшнего дня?
Хлоя наконец поднимает голову:
– Говорю тебе, папа, что позабочусь о ней. И я… я прошу прощения.
За то, что испортила вам жизнь. За то, что превратила ваши ночи в кошмар.
– Знали бы вы, сколько я о ней думаю… как не могу простить себе.
Матильда колеблется, потом все-таки обнимает Хлою.
– Он погорячился. Это не твоя вина, дорогая.
– Нет, моя. Я была с ней, когда она упала… Это я отвела ее туда.
Она ждет, что мать оттолкнет ее. Навсегда изгонит из этого дома.
Но Матильда продолжает прижимать ее к себе.
– Я так боялась, что соврала. Я думала, что…
Хлоя, рыдая, пытается закончить фразу. Дойти до конца этого ужаса.
– Я думала, что вы бросите меня, если я скажу правду!
– Успокойся, – тихонько говорит Матильда. – Успокойся.
– Так или иначе, слишком поздно плакать, – добавляет Анри.
Он тяжелым шагом возвращается к своему телевизору. Хлоя долгое время остается в объятиях матери. Давая волю так давно сдерживаемым слезам. Не имея сил видеть слезы отца. Которые он льет так часто.
Каждый день, вот уже двадцать шесть лет.
Меня зовут Хлоя.
Хлоя Бошан.
Мне тридцать семь лет.
Мне понадобилось двадцать шесть лет, чтобы сознаться в своем преступлении.
Думаю, что это из-за Тени я наконец обрела мужество.
Думаю, я изменилась.
Глава 23
Первая ночь за двадцать шесть лет.
Когда она не слышала крика Лизы. Когда она не видела, как та падает в пустоту.
На часах уже десять, Хлоя вспоминает, что сегодня пятница и вечером за ней должен приехать Бертран. Чтобы отвезти обратно в ее жизнь. В пасть Тени, возможно.
Но бежать не имеет смысла. Что должно вас нагнать, то нагонит.
Даже спустя двадцать шесть лет.
Хлое почти страшно снова увидеть родителей, пусть даже вчера вечером они больше не возвращались к прежней теме. Без сомнения, им стало лучше, когда вскрылся этот чудовищный гнойник. И им, и ей. И однако, ей сейчас так плохо…
Она решила оставить им чек перед отъездом. Для Лизы, конечно. Но возьмут ли они?
Надев что-то весьма легкое, на грани пижамы, и заколов волосы, она решается спуститься. Мать занята мытьем окон. Всегда в движении, как если бы это отвлекало ее от лишних мыслей. Хлое это знакомо. Вечный бег. Лишь бы не остановиться и тебя не поглотили зыбучие пески.
