Мой издатель снял мне апартаменты с видом на каналы, но гостиница вновь меня подвела, и более скромный номер Мориса оказался по другую сторону коридора, с видом на Профессора Тульпплейна. Мне уже не так настоятельно хотелось, чтобы он непременно проживал рядом, но когда он увидел, как расположился я, вид из окна его, похоже, так заворожил, что я предложил ему поменяться номерами, и он тут же принял мое предложение и перенес свои пожитки в апартаменты, а я свои вещи отнес в то, что называлось “классическим номером”.
После череды интервью и чтений в книжном магазине в центре города наш последний амстердамский вечер оказался свободен. Мы отыскали уютный бар с видом на Синий мост и устроились в глубине зала, среди подушек и горящих свечей.
– Наш последний вечер вдвоем, – произнес он, когда мы чокнулись бокалами. – Эти несколько месяцев были великолепным переживанием, Эрих. Я очень вам благодарен.
– Ну, вы замечательно мне помогли, – сказал я. – Вы не просто очень толковы, но еще и спутник хороший. Не знаю, как бы выдержал все эти поездки без вас. Воображаю, что преуспевающие романисты, должно быть, с ними ужасно мучаются.
– Но вы и сами – преуспевающий романист, – сказал он, смеясь. – По крайней мере, с тех пор как выиграли Премию.
– Я имею в виду богатых и знаменитых, – исправился я. – Тех, у кого есть читатели, а не тех, кто получает награды.
– А они должны исключать друг друга?
– В идеальном мире – нет. А в настоящем, как правило, да.
– У меня все будет не так, – произнес он, уверенно кивая.
– Правда? Это каким же образом?
– У меня будут и читатели, и награды.
– Вам немного надо, а? – спросил я с легкой улыбкой.
– Мой агент считает, что я могу совмещать коммерцию с искусством.
Я вскинул взгляд, ошарашенный этим последним откровением.
– Ваш агент? – переспросил я. – С каких это пор у вас есть агент?
– Я вам разве не говорил? Пока недолго. Я с нею познакомился, когда мы были в Нью-Йорке, и она попросила прочесть мой роман.
– Как вы ее вообще нашли?
– Помните, когда мы были в Мадриде и вам устроили обед в Прадо?
– Да, – ответил я.
– Испанский романист, который рядом со мной сидел. Он меня с нею свел. То есть она и его агент.
Я сделал долгий глоток из бокала, стараясь, чтобы меня не обороли собственные мысли.
– А ваш роман? – спросил я. – Вы ж не могли его уже дописать?
– Нет, но почти. Я показал ей несколько пробных глав. Она ждет, чтобы прочесть все целиком, но то, что она уже увидела, ей понравилось так, что она подписала меня своим клиентом.
– Понимаю, – сказал я, стараясь не выказывать раздражения. – Вы же сознаете, что у меня тоже имеется агент, правда?
– Да, но вы никогда не предлагали нас познакомить.
– Потому что вы еще ничего не дописали!
– Ну, я полагаю, что мой мадридский друг счел, что во мне есть нечто исключительное, на основании того, что я уже написал.
– До чего прозорливо с его стороны, – произнес я. – И когда же будет готов сей шедевр?
– За следующие пару недель допишу, надеюсь. И сарказм здесь неуместен, Эрих, такое не подобает человеку ваших лет. Она планирует весной разослать рукопись редакторам.
– Ну, я с нетерпением жду возможности прочесть, – сказал я. – Вы мне эти главы привезли?
– Ой нет, – ответил он, качая головой. – Нет, извините, я не хочу, чтобы это кто-то читал, пока не издадут.
– Вы не имеете разве в виду – если издадут?
– Нет, я и хотел сказать – пока. Я предпочитаю смотреть на все с позитивной стороны.
– Мне просто не хотелось бы, чтоб вы расстраивались, если…
– Почему вы меня в этом не поддерживаете? – спросил он, отставляя бокал и вопросительно глядя на меня.
– Я поддерживаю, – ответил я и слегка зарделся. – Мне просто известно, до чего недоброй может оказаться эта среда, только и всего, и мне бы очень не хотелось видеть, как вы разочаруетесь. Некоторым начинающим писателям приходится сочинить два или три романа, прежде чем они произведут на свет такой, что удостоится издателя.
– Вы говорите так, будто завидуете.
– Да с чего бы мне вам завидовать?
– Причины я найти не могу, а оттого ваше отношение мне и кажется таким странным. Не могу выбрать – вы не считаете, что я дотягиваю, чтобы преуспеть, или же просто желаете мне провала. Я, знаете ли, не могу быть вечно вашим протеже. Да и наставник мне будет нужен не всегда.
– Не по-доброму это, – сказал я. – Вы ж наверняка уже должны понимать, что я на вашей стороне.
– Я всегда так и считал.
– Так и есть, Морис, так и есть, – гнул свое я, а затем потянулся к нему и положил свою руку поверх его, но он отодвинулся от меня, как будто мое прикосновение могло его обжечь. – Быть может, я неверно выразился, вот и все, – тихо произнес я. – Уверен, что вы правы и своим романом добьетесь огромного успеха.
– Спасибо, – сказал он без особого воодушевления.
– Полагаю, это будет значить, что на следующий год вы не сможете?
– На следующий год? – переспросил он. – Чего не смогу?
– Помогать мне с изданием “Трепета” в бумажной обложке. Воображаю, что меня опять станут приглашать в другие страны, другие города и на литературные фестивали. Вы всегда бы могли присоединиться ко мне вновь, если б захотели. Мы б могли посмотреть…
– Не думаю, Эрих, – сказал он. – Вероятно, теперь мне пришла пора сосредоточиться на моей собственной карьере, а не на вашей.
– Разумеется, – сказал я, ощущая себя униженным, и, когда поднимал бокал, заметил, что рука у меня немного дрожит.
– Как бы там ни было, раз это и есть наш последний вечер вместе, – произнес он, вновь улыбнувшись с таким видом, будто желал восстановить наше самообладание, – мне бы хотелось узнать, чем все обернулось между Оскаром и Алиссой. Они успели сбежать из Германии?
– Ох, это было так давно, – пробормотал я, уже не настроенный возвращаться к тем мрачным дням; теперь просто хотелось дойти до гостиницы и улечься спать. Мне было очень уныло, почти до слез. И впрямь ли я завидую? А если да, то – чему?
– Но мне нужно знать, как все закончилось, – стоял на своем он. – Давайте, вы же рассказчик. Нельзя же просто взять и уйти, не разгласив последней главы.
– Да там почти нечего уже рассказывать, – ответил я со вздохом.
– Должно быть хоть что-то. Когда мы были в Мадриде, вы сказали, что Оскар и Алисса решили уехать из Берлина. Что она была… еще раз, как вы выразились?
