— Как съемки на Охтинском кладбище? — спросил Зингер.
— Покойник остался доволен! — обычной шуткой отвечал лаборант Иванов. — Эдвард Оттович, я могу сходить пообедать в трактир Кузнецова?
— Обед позже! Вот тебе шесть стеклянных пластин, сделай срочно — проявка и печать.
— Но я еще не обедал! — взмолился лаборант Иванов.
— С голода не умрешь, а умрешь — похороним! Клиент серьезный, придет к половине пятого. Не заставь его ждать. Работай аккуратно! Напечатаешь каждый негатив по полудюжине, глянцевые, размером миньон и без наклейки на паспарту. Не перепутай! Когда будет готово, отдашь мне. — Погрозил пальцем: — Старайся, это очень важный заказ.
Лаборант Иванов, проклиная судьбу, отправился в лабораторию. Из кладовой, что помещалась на нижней площадке черного хода, принес реактивы. Для начала он развел нормально концентрированный проявитель, измерил температуру — восемнадцать градусов, — очень хорошо! Вылил проявитель в ванночку и опустил туда пластины на тридцать минут. При слабом свете желтой лампы лаборант Иванов негативы обработал дубящим раствором, промыл под краном и погрузил их в фиксажную ванну. Еще через десять минут вновь промыл в дистиллированной воде, бросил беглый взгляд на негативы: «Четкие, резкость соблюдена! Проявлено отлично. Пусть Зингер будет счастлив, сам-то небось нажрался, эксплуататор, а я трудись голодным. Изверг!»
Поскольку нужна была быстрая просушка, лаборант Иванов вновь сбегал в кладовую, отыскал на полке бутыль крепкого спирта, сделал глоток-другой, затем наполнил спиртом ванночку и опустил негативы. (Всякий фотограф знает: алкоголь поглощает из желатинного слоя воду, а сам при сушке быстро испаряется.)
Зингер под дверями лаборатории озабоченно произнес:
— Негативы удались?
— Вполне! Через десять минут, если не потребуется ретушь, приступлю к копированию!
Хозяин повторил:
— Напечатай и отдай мне в руки! И негативы для клиента приложи.
— Отдадим клиенту? — удивился лаборант Иванов. — Хорошо, пока еще сохнут!
Тревога хозяина уже окончательно показалась лаборанту подозрительной. Последний раз подобное беспокойство за качество продукции хозяин выказывал в одна тысяча девятом году, когда в их ателье вдруг зашел сделать снимки великий князь Николай Николаевич-младший. Но негативы и тогда, и вообще никогда никому не возвращались. «Кого сегодня мой козел снимал? — ломал себе голову помощник маэстро. — Очень любопытно посмотреть!»
Взглянул на негативы — ничего особенного, какой-то военный с крестами на груди, все снимки поясные. Стал печатать — глаза от удивления полезли на лоб. Зингер в его отсутствие снимал… германского офицера. Вот почему он трясется то ли от нетерпения, то ли от страха. Ах, змея подколодная! «Зингер» — это фамилия даже не еврейская, а еще хуже — вражеская. Но откуда на Невском проспекте взялся германский офицер? Почему приперся именно в ателье «Идеал»? Зачем германцу понадобились фотографии? Ясно: Зингер связан шпионскими узами с вражескими агентами. Не зря газеты предупреждают: «Будьте бдительны, враг повсюду, враг не дремлет!» И что теперь делать? Голова трещала от вопросов, но бесхитростный ум лаборанта Иванова дал простой ответ: «Арестовать немца, как только тот появится в фотоателье. Зингера тоже посадят, ателье тогда перейдет ко мне. Такая радость! За такой подвиг могут даже наградить от правительства!»
Отпечатав на целлоидинной глянцевой бумаге по шесть экземпляров с каждого негатива, лаборант Иванов одну фотографию положил в карман: «Вещественное доказательство преступной деятельности Зингера!»
Лаборант Иванов выскочил через задний ход во двор, а оттуда проходным двором на Невский. Прежде можно было обратиться за помощью к городовым, но тех еще весной разогнали. Зато медленно и угрожающе шагали военные патрули с красными повязками на рукавах. Сегодня на Невском проспекте их было особенно много.
Лаборант Иванов подскочил к патрулю в морской форме. На бескозырках была надпись: «Аврора». Робко спросил:
— Кто главный из вас?
Рослый, с громадным брюхом матрос сдвинул бескозырку на глаза, хрипло выдавил:
— Докладай, чего произошло! — От матроса крепко несло перегаром, как, впрочем, и от его полосатых товарищей с ружьями, на штыках которых были привязаны красные тряпочки.
Лаборант Иванов, страшно волнуясь, торопливо заговорил:
— Я служу в «Идеале», вон на той стороне наша фотографическая витрина. У нас хозяин, как я установил, шпион. Его надо арестовать.
Патрульные сгрудились вокруг лаборанта Иванова, с интересом слушали. Пузатый матрос прищурил пролетарский глаз:
— Чего-чего?
Лаборант Иванов заробел еще больше, стал путаться:
— Наш «Идеал», то есть Зингер, как пить дать шпион.
Пузатый энергично постучал костяшкой пальца по лбу доносителя:
— А ты, случаем, не псих, а?
Лаборант Иванов не обиделся. Он вынул из кармана фото:
— Глядите, граждане-товарищи патрульные, это ведь германский офицер! Ва-ажный из себя, вся грудь в крестах! Его сегодня наш Зингер у себя тайно фотографировал.
Патрульные передавали из рук в руки фото, цокали языками:
— Ишь, какой проходимец! Ничего не боятся… На Невский германец приперся сниматься на карточку. Орденов-то сколько — не счесть, знать, велика шишка.
Пузатый высказал сомнение:
— Может, твой немец — пленный?
— Нет, вы видите, он ведь в форме, при крестах и погонах, а у пленных все сдирают.
Матросы загалдели:
— Пленные под конвоем сидят, а не променад устраивают! Пленные приморенные, а тут — личность сытая, жизнью довольная.
Пузатый двумя пальцами высморкался на брусчатку, с наслаждением растер сапогом и спросил:
— Как, говоришь, фамилия твоего хозяина? Зингер? Дело мне понятное. Братва, да у них там гнездо. Пойдем, гражданин лаборант, разорим твоего Зингера, обыщем и изымем…
Лаборант Иванов проявил вдруг стратегическую мудрость:
— Надо бы захватить германского офицера! Он должен скоро прийти за фото, а вы тут его — цап! Вещественное, так сказать, доказательство.
— А долго ждать? — спросил пузатый, громко зевнув. Он думал об ужине, который на крейсере «Аврора» заканчивается в половине седьмого.
— Зингер говорит, появится с минуты на минуту…
Пузатый принял деловой вид, распорядился:
— Устраиваем засаду. Расположимся недалеко от входа в этот самый «Идеал», будто бы просто семечки грызем. Как только хозяин немцу фотки выдаст, мы тут же их обоих под микитки: дескать, хенде хох! Германские шпионы, суши весла. Боевая задача понятна? Айда, братва!
Засада
Ждать долго не пришлось. Дорогу наискосок от Казанского собора переходил высоченного роста, полный мужественной силы человек в офицерском кителе без погон. Желая ободрить явно оробевших товарищей, пузатый подмигнул:
