— Не знаю, что бы я без тебя делала, — прошептала она.
Ему не хотелось уходить от ее соблазнительного жара, особенно после того, как она нежно погладила его по подбородку.
Он молчал, не хотел рисковать: любое слово могло разрушить чары. Что его ждет? Чары разрушил громкий, немелодичный звон двух будильников.
Тара и Оуэн хором рассмеялись, и напряжение отпустило.
— Давай скорее! — крикнула Тара, вскакивая с дивана.
Он тоже встал и отвернулся, чтобы она не заметила, как он возбужден.
— Хочешь на завтрак яичницу‑болтунью?
— Лучше что‑нибудь более изысканное, — возразила она, останавливаясь на пороге своей комнаты. — Я сделаю тост по‑французски.
Выйдя из душа, он достал из шкафа костюм, который должен был подойти ему по размеру, но в кухню вышел в новых шортах, поверх которых надел черный шелковый халат до лодыжек.
— Волнуешься? — спросила Тара.
Она перевернула на сковороде ломтики хлеба, которые предварительно обмакнула в мисочку со взбитыми яйцами, а Оуэну протянула тарелку с готовыми тостами.
— Немного, — ответил он, поставив тарелку на маленький стол, и достал из холодильника бутылку сиропа. — Я знаю, что мы не сделали ничего плохого, но у нас нет доказательств нашей невиновности.
Тара взяла свои тосты и села напротив.
— У меня есть половина подвенечного платья.
— Оно могло порваться по самым разным причинам, — возразил Оуэн, передавая ей сироп. — Но у нас в самом деле не было причин убивать Роберта.
— А если в полиции решат, что такие причины были у тебя?
— Потому что мы с тобой так близки?
— Лучшие друзья навсегда! — Она вымученно улыбнулась. — Ты ведь помнишь, что нас всегда по ошибке принимают за парочку. С самой школы.
— Но мы всегда оставались только друзьями.
— Потому что мы сами так решили. Но мы оба знаем, что нас тянет друг к другу и мы могли бы перевести наши отношения на другой уровень, если бы захотели. Роберт это видел, но знал, что ты для меня только друг, поэтому не ревновал. — Лицо ее омрачилось. — Он проявлял большую чуткость.
Оуэн не был уверен в том, что чуткость Роберта продлилась бы вечно и он позволил бы Оуэну с Тарой сохранить их дружбу и после свадьбы.
Несомненно, Оуэн — главный подозреваемый в убийстве Роберта.
* * *
Адвокат, которого привез Куинн, оказался моложе, чем ожидала Тара. Энтони Джаттина был высоким, широкоплечим, светловолосым. Он говорил с легким южным акцентом, и в его черных глазах мелькнула искра, когда он пожимал руки Таре и Оуэну.
— Зовите меня Тони, — сразу предложил он. — Думаю, нам лучше обойтись без лишних формальностей.
— Мистер Куинн рассказал вам, что произошло?
— Я объяснил ему, что сначала хочу поговорить с каждым из вас. Главное, мне известно из выпусков новостей… вашего жениха убили, а вы исчезли. — Его лицо смягчилось. — Примите мои соболезнования.
— Спасибо.
— Нам нужно ехать, — перебил его Куинн. — Садитесь в машину Тони, поговорите по дороге. Я поеду за вами. — Он кивком указал на две машины, стоящие у дома, и зашагал к своей. Сел за руль большого черного внедорожника, а Тони Джаттина повел их к серебристому «мерседесу».
Оуэн жестом велел Таре сесть вперед, а сам устроился сзади.
— Итак, с самого начала, — попросил Тони, когда они выехали на дорогу. — Видел ли кто‑нибудь из вас что‑то, связанное с убийством Роберта Мэллори?
— Нет, — ответила Тара. — Я ничего не видела.
— И я не видел, — вторил ей Оуэн.
Тони посмотрел на него в зеркало заднего вида.
— Голос у вас какой‑то неуверенный.
— Я мельком видел Роберта, когда приехал к церкви, — осторожно ответил Оуэн, и Тара развернулась к нему. — Я собирался поговорить с ним до свадьбы. Пожелать ему удачи и все такое. Но до того, как я вошел в комнату жениха, мне позвонила Тара.
— Позвонила Тара? — переспросил Тони.
— Я испугалась, — призналась Тара. — Я позвонила Оуэну, потому что не была уверена, что поступаю правильно, а он всегда меня выслушивал.
— И что же вы решили?
— Я ничего не решал, — возразил Оуэн. — Она сказала, что все хорошо, и нажала отбой, не дав мне как следует расспросить ее. Вот почему я решил поговорить с ней. Но по пути в комнату невесты я заметил, как Тару ведут на парковку.
— Какой‑то мужчина постучал в дверь комнаты, назвал меня по имени, сказал, что мне доставили пакет и за него надо расписаться.
— И вы пошли с ним?
— Решила, что свадебный подарок доставили не вовремя.
— А пакет действительно был?
— Нет. Как только я вышла, мне на голову набросили наволочку, пропитанную эфиром, и швырнули в фургон.
Последовало долгое молчание. Тони обдумывал то, что услышал. Наконец он откашлялся и велел:
— Продолжайте!
Она поняла, что адвокат ей не верит. И немудрено! Они с Оуэном почти сразу поняли, что их история похожа на выдумку.
— По‑моему, именно тогда на сцену вышел я, — произнес Оуэн, не дав ей заговорить. — Увидел, как двое мужчин заталкивают Тару в фургон, подбежал к ним, чтобы их остановить, но один из них ударил меня по голове, и я потерял сознание. Меня тоже впихнули в фургон. Я пришел в себя, когда мы уже ехали. Руки мне стянули изолентой… за спиной.
— Ясно, — судя по тону, Тони ничего не понимал. — И долго вы пробыли в фургоне?
— Точно не знаю. Возможно, час или больше. Правда, от того места, где мы очутились, ехать до церкви минут двадцать, так что, скорее всего, нас везли кружным путем — наверное, чтобы сбить со следа возможную погоню.
— Это вы так считаете.
— Я точно не знаю. Мы ничего не слышали; мы не знаем, что они собирались с нами сделать. — Голос Оуэна стал резким. — Слушайте, вижу, вы нам не верите. Может быть, вы не тот адвокат, который нам нужен.
— Вам придется убедить в своей правоте людей, которые будут настроены куда более скептически, чем я. Кроме того, я не сказал, что не верю вам.
Тара покосилась на Оуэна. Тот нахмурился.
— Как вам удалось освободиться?
— Я зубами стащил наволочку с головы Тары. — Оуэн еще больше помрачнел. — Эти идиоты могли ее убить!
— Когда я пришла в себя, не сразу поняла, где нахожусь, — подхватила Тара. — Я была еще одурманена эфиром. Но руки мне связали впереди.
— Тут они просчитались, — негромко заметил Оуэн.
— Вы догадываетесь, кто вас похитил и почему?
