Арчер покрутил в руке стакан с бурбоном, у него внезапно пересохло во рту. Глоток виски ему не повредит, согреет, уберет холод, который как будто пронизывает его до костей.
С другой стороны, его, как одного из трех следователей в управлении шерифа, в любой момент могут вызвать на работу, особенно после того, как Тэмми Слоун ушла в декретный отпуск. Он не может себе позволить являться на вызов, благоухая спиртным.
Он решительно отодвинул стакан и взял мобильный телефон. Номер Верджила не значился первым в его списке контактов. Более того, братья были совсем не похожи друг на друга. Траск всегда приписывал это тому, что они от разных матерей. Первая жена их отца неожиданно умерла от аневризмы, когда Верджил был еще маленьким. Может быть, такая ранняя потеря и привела к тому, что он стал трудным подростком. Или Верджил принадлежал к тем, кто способен учиться только на собственных ошибках.
Траск набрал номер брата и стал ждать. После третьего гудка он услышал скрипучий голос Верджила:
— Арчи, что случилось?
Услышав это уменьшительное имя, Траск скрипнул зубами.
— Просто давно мы с тобой не разговаривали.
— Если хочешь просто поболтать, звони Тэмми Слоун. Собралась рожать второго, а нам за нее работать.
— Над чем ты сейчас работаешь?
— Гоняюсь за бандой автоугонщиков в Кэмпбелл‑Коув. А тебе поручили убийство богатенького парня?
— Да. Интересно, почему ты не взял это дело? Ты ведь старше по званию.
— Я тогда был выходной. Меня не было в городе.
— Вот как! Куда ездил?
— На рыбалку в окрестности Кингдом‑Кам. Вместе с Таем Миллером. Надеялись половить радужных форелей в Луни‑Крик, но вернулись с пустыми руками.
— Радужная форель появится в Луни‑Крик только через месяц.
— Наверное, поэтому мы и вернулись с пустыми руками. — Верджил расхохотался. — С чего вдруг такой интерес к моим делам?
— Мне просто любопытно, почему не тебя тогда вызвали в церковь. Дело оборачивается настоящей головоломкой.
— Да, говорят. Птичка на хвосте принесла, что невеста и ее свидетель вчера утром чуть не сдались вам, но что‑то их спугнуло. Ты не знаешь, что?
— Нет, — солгал Траск. — Понятия не имею.
— Если тебе понадобится помощь, только свистни. Все равно с автоугонщиками мы в ближайшее время не разберемся, и я мог бы уделить немного времени младшему братишке.
— Буду иметь в виду. Надо нам как‑нибудь в ближайшее время вместе пообедать. Ввести друг друга в курс дела.
— Неплохая мысль. Завтра я тебе позвоню, и мы договоримся, когда встретимся. Слушай, у меня тут срочные документы…
— Ясно. Значит, до завтра. — Траск нажал отбой и стал смотреть на мерцающую янтарную жидкость в стакане, по‑прежнему стоящем перед ним.
Всего один глоток… Уж он точно не повредит!
Траск оттолкнулся от стола и взял стакан. Подошел к раковине и решительно вылил туда виски. Из слива запахло жженым дубом и карамелью.
Он не знал, чем занимался его брат в день, когда убили Роберта Мэллори, но был уверен, что Верджил солгал о поездке на рыбалку с Таем Миллером.
Непонятно, почему он лжет… Чтобы создать себе алиби? Но для чего? А может, он хочет обеспечить алиби Таю Миллеру, своему дружку и бывшему подельнику?
Так или иначе, необходимо выяснить, где Верджил был на самом деле в день убийства Мэллори.
Чего бы это ни стоило.
Мама умерла — на нее наехал грузовик с испорченными тормозами. Теперь Тара — хозяйка в доме, по крайней мере, настолько, насколько на такое способна одиннадцатилетняя девочка.
В этом году у нее начнется средняя школа, и мама собиралась вместе с ней пойти на собрание. От папы толку мало; он обычно только ворчал, слушая учителей, и говорил, что «нельзя так баловать юнцов» и «я в ваши годы целыми днями работал в поле, надо мне было в школу или нет».
Тара встала с маминой кровати и, подойдя к окну, стала смотреть на дом напротив, на той стороне улицы. По словам отца, там поселились новые жильцы, семья по фамилии Стайлс. Папа служил в Корпусе морской пехоты с капитаном Стайлсом;
по его словам, он был «хоть и чертовым офицером, но неплохим человеком».
То есть слово «чертовым» отец тогда не сказал. Мама не любила, когда кто‑то ругается и богохульствует. Тара злилась на маму за то, что та погибла перед самым началом шестого класса, но по‑прежнему жила по маминым правилам.
Из дома напротив вышел мальчик. Высокий, худой, с темными волосами, падавшими на лоб, и брекетами на зубах, которые блеснули на солнце, когда он что‑то спросил у проходившего мимо отца.
Тот рявкнул в ответ, и Тара невольно поежилась, хотя не могла разобрать, что он ответил. Мальчик понурил голову. Его отец вошел в дом и захлопнул дверь.
Мальчик тут же встрепенулся и какое‑то время Таре казалось, будто он смотрит прямо на нее. Что‑то кольнуло ее в груди, и она отошла от окна, не совсем понимая, что почувствовала.
Тара вдруг проснулась в темноте и холоде, отчего теснее прижалась к Оуэну. Он всегда рядом — с тех самых пор, когда она впервые увидела его в день маминых похорон.
Он что‑то проворчал во сне и обнял ее, притягивая к себе. Ей тоже захотелось его обнять. Ах, как хорошо было бы забыться в его объятиях.
Оуэн замечательный — сильный и добрый. Тара знала, что ему свойственно увлекаться, и тогда в нем просыпается страсть. Она знала даже о его страсти к ней, которая то и дело прорывалась на поверхность, как пламя в его ярко‑голубых глазах, когда он не мог сдерживаться.
Сохранять платонические отношения трудно, но необходимо. Тара слишком много потеряла в жизни. Потерять Оуэна она не может, поэтому их отношения должны оставаться неизменными. Даже когда ее тело жаждало его, как сейчас. Когда она заволновалась, ощутив его эрекцию.
Его рука медленно двинулась вверх по ее телу и остановилась на холмике груди. Пальцы принялись подразнивать ее соски сквозь футболку.
Может быть, он соблазняет ее во сне, уступая порывам, которые оба так решительно сдерживали во время бодрствования?
Раз он спит, значит, не считается.
Его пальцы обхватили ее грудь. От его неспешных ласк у нее перехватило дыхание. Потом его рука опустилась вниз, проникла за пояс джинсов и стала играть с ее бедрами, а затем оказалась еще ниже.
Вдруг он резко отдернул руку и тихо ахнул. Она ощутила на шее его теплое дыхание. Он поспешно откатился от нее, лишив ее своего тепла.
Теперь его дыхание стало неровным и прерывистым — верный признак, что он уже не спит.
— Тара! — тихо позвал он.
