Детектив Марш и сержант Картер, его новый напарник из отдела по борьбе с организованной преступностью, совсем не обрадовались тому, что кто‑то — предположительно Мигель Роблес — связался с Евой и обвинил ее в том, что случилось с Алисой. Было ясно: Роблес не успокоится, пока не отомстит за смерть брата.
Она отвернулась от своего усталого отражения в зеркале. Высушила голову, надела заботливо припасенную кем‑то пижаму: удобные мягкие брюки и маечку ее любимого бледно‑розового цвета. Она решила рано лечь спать, но поняла, что в таком состоянии не уснет, а ворочаться в постели без сна ей совсем не хотелось.
Сдавшись, она решила отнести полотенце и дневную одежду в прачечную комнату, а потом поискать вино.
Внизу царила тишина. Телевизор работал, но без звука. В холле в центре дома было прохладно и тихо. Никаких признаков Тодда. То же самое — на кухне. Добравшись до прачечной, Ева убедилась, что и там никого нет.
Она сложила белье и одежду в помеченные корзины с крышками. Сюда каждый день приезжали люди из особой бригады. Они стирали, прибирали в доме, закупали продукты. Ева догадывалась, насколько тщательно подбирали тех, кто входил в такую бригаду. Беспрепятственный доступ в убежище и на участок означал, что они безупречны.
Проблемы безопасности не слишком ее волновали. В больнице доктор Пирс так же печется о безопасности персонала. Он принимает на работу только людей с безупречным прошлым. Просто невероятно, что кому‑то удалось пробраться в его кабинет незамеченным. Правда, камеры установлены главным образом в приемном отделении и в отделении скорой помощи. Как получилось, что неизвестный, проникший в кабинет Пирса, не попал на камеру? Может быть, поэтому Пирс так подробно расспрашивал, во что он был одет?
Похоже, незваный гость и оставленная им записка много значат для доктора Пирса. Судя по всему, дело зашло за рамки профессии. Конечно, она не в том положении, чтобы кого‑то судить. Ее собственная жизнь слетела с рельсов на всех уровнях. Сейчас ее главная задача заключается в том, чтобы выжить. Ева сознавала, что должна остаться в живых, чтобы остановить Роблеса.
Она легко нашла винный погреб — вернее, не погреб, а комнату с климат‑контролем. Где бы ни находился Тодд, он пока еще не попадался ей на пути, за что она была ему благодарна. В комнате стояли застекленные шкафы, в них — сотни бутылок с вином. На мониторы выводилась температура и уровень влажности — они были разными на разных полках и в разных шкафах. Она долго бродила по комнате, пока не нашла сладкое игристое.
Вернувшись в кухню, она открыла бутылку и, взяв ее за горлышко, а бокал за ножку, направилась к лестнице. Дойдя до подножия, она почувствовала присутствие Тодда, и по коже у нее пробежал холодок.
— Вижу, несешь в постель дружка.
Он как будто поддразнивал, но в его голосе слышались и новые нотки. Обернувшись через плечо, она собиралась пожелать ему спокойной ночи, но при виде его замерла на месте. На нем не было ничего, кроме спортивных трусов, майку он снял и вытирал ею блестевшую от пота грудь.
Бутылка вдруг показалась ей тяжелой. Она крепче сжала горлышко пальцами. То же самое проделала с бокалом.
— Спокойной ночи, — с трудом выговорила она и стала подниматься по лестнице.
Ее жгло желание обернуться, посмотреть на него, но она устояла. Тодд наблюдал за ней, пока она не скрылась из поля зрения. Ей не нужно было оглядываться — она и так знала, что он провожает ее взглядом. Его взгляд словно прожигал ее насквозь.
Едва переступив порог спальни, Ева закрыла дверь, налила себе полный бокал вина и сразу выпила, потом еще. Она собиралась уже в третий раз наполнить бокал, когда услышала, как хлопнула дверь в комнате напротив.
Смакуя вино, она невольно представляла, что сейчас происходит в его комнате. Вот он снимает шорты и трусы — если, конечно, на нем есть трусы. Потом идет в душ и включает воду. Под влажной, гладкой кожей перекатываются мускулы. Она так хорошо помнила его тело. От воспоминаний у нее закружилась голова. Ева поднесла к губам бокал, надеясь утопить в вине воспоминания.
Ничего не вышло.
О да! Ей следовало побегать на дорожке и не прикасаться к вину.
— Неудачное решение, Ева! — произнесла она вслух.
Она поставила бутылку и бокал на прикроватную тумбочку и взяла пульт от телевизора. Пробежав по всем каналам, она сдалась и бросила пульт на кровать. В голове все время мелькали картинки, на которых ее телохранитель растирается полотенцем. Воспоминания о том, как они в прошлом занимались любовью, заставляли ее трепетать от желания.
— Хватит! — Она круто развернулась, не давая себе передумать, выбежала из спальни и ворвалась в его комнату, не постучав, не останавливаясь, не дыша. В душе еще лилась вода, но и это ее не остановило. Дверь ванной была открыта, и она вошла туда.
Ее решительный взгляд остановился на потрясающе красивой мужской фигуре. Она замерла на месте.
Он стоял, обнаженный, под струей горячей воды, его окружало облако пара. Он был таким же красавцем, каким она его помнила. Его глаза были закрыты.
Словно почувствовав ее присутствие, он открыл глаза. Ева замерла, когда Тодд, не сводя с нее взгляда, выключил воду. Он снял с крючка полотенце и обернул им бедра и вышел из кабины.
— Что случилось? — Он обвел ее взглядом с головы до ног, как будто ожидал увидеть пулевое ранение. Одной рукой отбросил со лба мокрые волосы. Вода ручейками стекала по его коже, исчезая под полотенцем.
Но она не могла ни двигаться, ни говорить.
— Ева!
Он позвал ее по имени, разрушив чары, и она вышла из транса, шагнула к нему, заглянула ему в глаза.
— Чтобы двигаться дальше, нужно преодолеть препятствие. Мне надоело делать вид, будто его не существует!
Он прищурился.
— Ева, сколько ты выпила?
— Это все, что ты можешь сказать? — Она привстала на цыпочки, обхватила его лицо ладонями и впилась в него страстным поцелуем.
Первые несколько секунд он стоял, опустив сильные руки вдоль корпуса. Она зарылась пальцами в его мокрых волосах и прижалась к нему всем телом. Потом оторвалась от него, погладила его великолепную грудь. Пальцы двигались сверху вниз… На ее губах заиграла улыбка, когда подушечки пальцев добрались до пупка и завитка золотистых волос.
— Ева, нам нужно поговорить.
— Не хочу разговаривать. — Она отступила на шаг, сорвала с себя намокшую майку и отшвырнула ее в сторону, обнажив груди. Потом она спустила с бедер пижамные штаны, и они упали на пол возле ее ног. Оставшись лишь в кружевных розовых трусиках, она снова шагнула к нему.
— Так и будешь стоять столбом или все‑таки возьмешься за дело? — спросила она.
Он сжал челюсти.
— На самом деле ты ничего не хочешь, — буркнул он. — Это все вино!
