Однако и эта попытка «политика» Евгении Тишковской удержаться в Москве оказалась неудачной.
В таких случаях обычно и говорят: «Москва не резиновая».
Хотя гигантским расширением Москвы в 2011 году президент Медведев, известный борец с Пространством и Временем, попытался эту народную мудрость из советского прошлого опровергнуть.
Судья Алисова
Осенью 2008 года в поисках натуры для съемок видеоклипа на мою песню «Прощайте» мы с моим приятелем Алексеем Разуковым, мастером на все руки, поехали подальше от Москвы. Я тормозил машину в самых красивых, на наш взгляд, местах — там, где колосились пшеницей поля, где блестели на солнце подслеповатыми окнами старые деревенские избушки, где тянулись вдоль проселочных дорог натянутые, как нервы, высоковольтные провода и низко над ними летали огромные самолеты, идущие на посадку…
Мы так увлеклись этим занятием, что незаметно для себя проехали всю Московскую область и даже чуть ли не всю соседнюю, Рязанскую, и, вероятно, ехали бы и дальше, если бы я случайно не увидел указатель на маленький, забытый богом и людьми городок, который напомнил мне, что в нем когда-то проживала одна моя сокурсница.
«А не заехать ли нам к ней в гости?» — подумал я и повернул машину в указанном направлении.
— А ты знаешь, где она живет? — спросил меня Алексей. — Не село все-таки — город!..
Данный факт подтверждала и воздвигнутая на обочине дороги еще во времена Советского Союза железобетонная растопыренная конструкция с соответствующей надписью — «город».
— Нет, — беззаботно ответил я, — не знаю. Но зато я знаю, где она работает, и там мы узнаем все остальное.
У местных таксистов — двух «бомбил» на «жигулях» и старом «ниссане», скучавших на безлюдной центральной городской площади, мы выяснили, где располагается суд, и быстро нашли его двухэтажное здание рядом с какой-то заброшенной стройкой, обнесенной бетонным забором.
Однако там нас ждало разочарование: моя знакомая, которая действительно долгие годы работала здесь судьей и даже была председателем этого суда, недавно вышла на пенсию по выслуге лет и уволилась.
— Как же нам ее найти? — спросил я у чахоточного вида судебного пристава, который не пускал меня внутрь здания суда из-за отсутствия документов. Он пожал плечами.
— Позвоните ей, если она ваша знакомая, — посоветовал он.
— Так я и хочу узнать ее телефон! Может, в канцелярии кто подскажет. Пусти, друг!
— Не положено без документов.
— Да я и сам адвокат! Из Москвы, — начал уж было заводиться я. — Но у меня с собой только водительские права…
— А вы случайно не адвокат Беляк? — обратился ко мне вдруг какой-то мужчина, который проходил мимо нас на выход и, услышав мои слова, остановился.
— Да, — подтвердил я.
— Здравствуйте! — он приветливо улыбнулся. — Я здесь один из судей. Мы работали долгие годы вместе с Верой Аркадьевной, и она нам много о вас рассказывала.
Я поздоровался и, показав жестом на свою стоявшую у входа машину и вышедшего из нее, бритого наголо, огромного как шкаф Лешу Разукова, сказал:
— Вот проезжали с товарищем мимо и решили повидать Веру Аркадьевну. Не подскажете, как ее найти? Она жива-здорова?
— Да, все нормально, жива-здорова, — успокоил меня судья, продиктовал адрес своей бывшей начальницы и подробно объяснил, как лучше нам туда проехать.
— Послушай, — обратился я снова к приставу, когда судья, распрощавшись со мной, ушел. — Забыл у него узнать: а дети у нее есть?
— У кого? — спросил пристав. Он слышал весь наш разговор с судьей, но все равно посматривал на нас с Разуковым, который маячил у открытой входной двери, с явным недоверием: какой-то татуированный адвокат в аляповатой рубашке, а с ним лысый, похожий на бандита человек…
— У Алисовой. У Веры Аркадьевны.
— Дети? — снова переспросил он.
— Ну, может, мы по дороге им что-то купим, — пояснил я, — в подарок…
Пристав смотрел на меня и иронично улыбался. На моем примере он, видимо, окончательно убедился, что все московские адвокаты — придурки. И эта мысль его явно развеселила.
— Внуки! Внуки у нее давно!
— Ах, да! — понял я тут же свою ошибку, ведь представлял себе Верочку все еще студенткой! К тому же у меня самого за год до этого родилась дочь и я ощущал себя молодым папой. — Глупость сморозил, извини. Ну, тогда купим что-нибудь внукам…
Пристав вышел следом за мной на улицу, закурил и, когда мы уже тронулись, выпустил в нашу сторону длинную струю дыма. Я посигналил ему и увидел в боковое зеркало, как он покачал головой и махнул рукой, как машут обычно на совершенно безнадежных людей.
Мы же поехали искать мою знакомую дальше. Однако никаких подарков ее внукам мы так и не купили, не встретив нигде подходящего для этого магазина. И слава богу!
Бутылка вина и коробка конфет — вот то, что всегда выручает людей в подобных ситуациях и выручило нас в тот раз тоже. Эту бутылку и конфеты мы купили уже чуть ли не у самого дома моей знакомой в магазинчике, похожем на колхозное сельпо эпохи застоя, где одновременно с продуктами питания и алкоголем на полках за спиной дородной продавщицы стояли еще какие-то кастрюли, сапоги, гитара и даже велосипед. Там же располагался еще и аптечный киоск, из окошка которого с любопытством выглядывала лисья мордочка пожилой еврейки-провизорши — представительницы местной интеллигенции. У нее-то я и узнал, как лучше подъехать к нужному нам дому — одноэтажному, построенному, вероятно, еще в сталинские послевоенные времена. Этот дом имел небольшой приусадебный участок и стоял, огороженный деревянным забором, в ряду точно таких же домиков-старичков на заросшей лопухами тихой улочке.
— Эй, ребята! — крикнул я из машины детишкам, играющим у ворот одного из этих домов. — Вы знаете, где живет Вера Аркадьевна?
— Баба Вера? — переспросил один из мальчиков. — Она там, — и он указал рукой на огород за домом, к которому мы как раз и подъехали.
Я припарковал машину поаккуратнее, сложил наши нехитрые подарки в полиэтиленовый пакет, добавив туда же и свой последний альбом с песнями, оказавшийся, к счастью, в машине, и только вышел из нее, как услышал голос той, кому все эти подарки предназначались.
— Беляк, это ты?
Да, это был я. А из-за забора, облокотившись на него руками, смотрела на меня сквозь толстые стекла очков в старомодной оправе женщина с лицом, испещренным сетью мелких морщин. Я хотел было написать, что лицо ее походило на печеное яблоко, но подумал, что, может, это только сейчас оно вспоминается мне таким. В любом случае, вид ее меня в тот момент поразил.
Она стояла в летнем ситцевом платье, поверх которого была накинута шерстяная кофта. И вероятно, встреть я ее на улице, никогда бы не узнал в ней ту Верочку Алисову, о которой по дороге сюда рассказывал своему товарищу, — озорную болтушку-хохотушку, которая училась со мной в институте и периодически подкармливала меня, худого и вечно голодного, как и все саратовские студенты советского времени. Та девушка не была красива, но была мила, как бывает очаровательно и мило все молодое и полное радостных надежд.
